Круглый дизельпанк (СИ)

Что мы имеем в данный момент? Имеем мы отвергнутую девушку и бесчувственного пня. Вернее — девушку-то мы как раз и не имеем. Вот если бы не был столь щепетилен, то со временем бы и имел. Тьфу ты! Ну что за мысли! Пошляк! Но чего теперь делать-то? Как паршиво всё сложилось! Извиниться? И что? Типа — извини, Лани, я был неправ и ты можешь и дальше меня любить, а я буду этим пользоваться. Бред какой. А может это и к лучшему? Зато у неё теперь иллюзий не останется… Как и доброго ко мне отношения. Я, конечно это переживу, но почему именно такая цена? Не, горячая вода совсем не помогает. Надо пойти и поваляться в кровати. Попытаться уснуть.

Опять снилось что-то тревожное и плохое. Окрестности Урус-Мартана, застава у перекрёстка шоссейных дорог. Ночь, отсветы горящих нефтяных скважин. Гул ночного бомбардировщика. Далёкие взрывы в предгорьях. В палатке темно и душно. Запах пота, мокрой одежды и горелого пороха. Мелькание красных бликов из дверцы «буржуйки» на брезентовой стене. Сонное бормотание, храп десятков солдатских глоток. Крик снаружи: «-Шухер, пацаны!!!». Руки хватают лежащий под боком «Калашников», ноги сами собой попадают в сапоги. В лунном свете маячат неясные тени. Совсем рядом автоматная очередь, ещё одна. Взрык заводящейся БМПшки. Словно стробоскопом, вспышками выстрелов из темноты выхватываются фигуры нападающих. Чёрные раловцы в набедренных повязках из светлой кожи. Оскалы острых зубов. Голая чёрная девочка огромными прыжками несётся ко мне. Вскидываю «калаш», жму на спуск. Щелчки осечек. Окраиной мозга проплывает мысль — осечки у «Калашникова»? Я сплю что-ли? Девочка совсем рядом. Перехватываю автомат за ствол, словно бейсбольную биту. Замах..

Я проснулся в холодном поту с ощущением того, что только что кричал. Твою ж дивизию! Вот это кошмар! На подгибающихся ногах добрался до ванной комнаты. Умылся из-под крана, попил, поднял голову. Из настенного зеркала смотрела бледная рожа. Ну привет, рожа. И ты — это я? Песец полярный, жирный. Поплёлся снова в кровать. Влажное от пота бельё неприятно холодило. Я закрыл глаза и провалился в сон без сновидений, чему был на утро очень рад.

Сегодня уже не я, а Марика отловила меня и потащила на улицу. Для остальных она сказала, что у неё есть вопросы ко мне как к механику. Мы действительно пришли на стоянку. Калинина опёрлась спиной о борт своего вездехода и поинтересовалась, глядя на меня со смесью любопытства и сочувствия:

— Ну?

— Палку гну.

Буркнул я, собираясь с духом. Наконец решился и рассказал ей о вчерашнем вечере и о том, как он закончился.

— Вот так. теперь не знаю — что делать.

— Хм. Неприятная ситуёвина. Она, значит, любит тебя. А ты — её?

— Блин. Не знаю! Нравится она мне. Это — да. Но вот люблю ли? Не хочу ей жизнь портить.

— Корбин! Ты действительно дурак! Я не спрашивала — хочешь или нет портить жизнь. Я спросила — любишь или нет?!

— Да не знаю! Я. Не. Хочу. Её. Обманывать. Поняла?

— Это поняла, но не поняла — ты хочешь быть с ней или нет?

— Хочу. Но это только повредит.

— Да Боги всемогущие! Чего ты виляешь — хочу, не хочу?

— Мы не можем быть вместе.

— Почему?!

На лице Марики было написано искреннее удивление. Ну и как ей объяснить?

— Потому. Она — вэйта. Я — человек. Мы разные виды. Так понятно?

— Так ты из-за этого? Фух!

Калинина почему-то улыбнулась впервые после начала нашего разговора. Я повода для улыбок не видел. Но сестра вдруг потянулась всем телом, до хруста в суставах, и спокойно сказала:

— Ты слишком зациклился на различиях. Воспринимай её просто как девушку. Вэйты — они почти люди. Просто потомства от совместных с ними браков не бывает.

— То-то и оно. Получится, что в случае нашего возможного брака я лишаю её полноценной семьи.

— Н-да… Тяжёлый случай. Фрам, она — врачевательница и о различиях вэйт и людей знает побольше нас обоих вместе взятых. Ты думаешь, что она не отдаёт себе отчёт о последствиях? Да за то время, пока тебя ждала, она сто раз всё обдумала. И то, что она не отступила, только говорит о силе её к тебе, дураку, чувств. Ты из-за детей переживаешь? Я правильно поняла?

— Да. В основном.

— Если вам так захочется детей, то в приютах — сотни малышей, оставшихся без родителей. Никто не запретит вам воспитывать детей. Наоборот. Родитель — не тот, кто семя дал или выносил, а тот, кто воспитал. Подумай об этом в свободное время, Фрам. И помирись с девочкой. Мне она кажется хорошей.

Марика потрепала меня по волосам и ушла, а я всё стоял, облокотившись на капот вездехода и смотрел в абрикосовое небо, словно там могла быть подсказка для меня.