Круглый дизельпанк (СИ)

И тут я вспомнил читанную ещё в прошлой жизни статью про Дрезден. В конце Второй Мировой англо-американские союзники устроили массированый авианалёт на немецкий город Дрезден. За пару дней на город были сброшены семь с лишним тысяч тонн фугасных и зажигательных бомб. Дрезден превратился в один большой костёр. Возник огненный смерч. Потоки пламени поднимались на десятки метров, плавился не только металл, но и камни. Тысячи горожан превратились в пепел, жирную копоть. Люди умирали даже раньше, чем сгорали — смерч выжигал кислород из воздуха и дышать просто было нечем. Число жертв даже спустя шестьдесят лет не могли подсчитать точно. По разным оценкам погибло от двадцати до двухсот тысяч жителей. Все считали по-разному, да только до бомбардировок в Дрездене было более шестисот тысяч человек, а после насчитали чуть более двухсот тысяч. Жертв было больше, чем после атомной бомбардировки Хиросимы, а площадь поражения в Дрездене была в четыре раза больше хиросимской. Что характерно — ни в Дрездене, ни в Хиросиме, ни в Нагасаки не было ни скоплений войск, ни стратегических складов или производств. Да в них даже гарнизонов внятных не было! Но кто будет обвинять в излишней жестокости «самую миролюбивую страну в мире с семью сотнями военных баз за границей»?

До «ядрён-батона» Дети богов может и не додумались, но уж до напалма, термита и белого фосфора — наверняка. Жутко представить, что тут творилось во время Страшного. Я как будто перенёсся туда, в то время. Огонь… Море огня… Столбы дыма, скручивающиеся в один большой столб, похожий на ствол адского древа… Облака искр… Падающие сверху хлопья чёрной, жирной сажи… Пепел, будто снег… Моё лицо обжигал жар гигантского костра, в нос бил запах гари, уши закладывало от треска, грохота… Но… Сквозь этот грохот я слышал… Я слышал… Плач… Да, плач. Тихий, непрекращающийся плач. Плачущие ангелы… Моя душа содрогнулась от ужаса и тоски тысяч людей и вэйто, превратившихся в искры и белый, седой пепел… Ангелы плакали: «Где же вы, Великие Боги?.. Как вы допустили?.. За что?.. Неужели наш страх не достигает Вас, вездесущих и всемогущих?. Кто заступится за нас?. Кто помолится за нас?.. Что же вы молчите?!!».. Тщетно плачут ангелы. Боги давно отвернулись от этого мира… Тоска… Смертная тоска… Прах и тлен… Стылый ветер в душе…

Господи, что это было?! Я словно проснулся от кошмара. Холодный пот стекал по лбу и между лопаток, колотила мелкая дрожь. Я украдкой оглянулся. Мужики разводили костёр, Марика копалась в рюкзаке. Никто на меня не обращал внимания. Я на подгибающихся ногах отошёл к грузовику, сел на подножку. Твою ж дивизию. Поздравляю тебя, Сергей-Фрам. Вот она, крыша — поехала, брякая треснувшей черепицей. После такого вообще-то надо бы бежать к психиатру пока не поздно. Но тут психиатров поблизости нету. Придётся своими силами обходиться. Навалилась апатия. Я просто сидел и смотрел на разрушенный город и тусклые стёкла. Послышался шорох шагов, из-за машины вышел Ермолин. Он посмотрел на меня, вздохнул:

— Грустишь?

— Нет.

— Пошли ужинать.

— Сейчас приду.

Ермолин пошёл обратно, но вдруг остановился и тихо сказал:

— Говорят, что кому-то иногда удаётся услышать как плачут ангелы около Стеклянных озёр. Это, конечно, сказки. Безопасно так-то, местные сюда по ночам — ни-ни. Но если что-то покажется, то лучше так и думай, что это просто дурной сон. Нет никаких ангелов. И демонов никаких нет. И Богов нет. Все отвернулись от нашего мира ещё тогда, во времена Страшного. Даже демоны содрогнулись. И с тех пор наш мир никому кроме нас самих не нужен. А всё, что святоши городят — бред и красивая сказка для слабых. Пошли ужинать, так твою растак.

Ладно, спишу всё на нервы-нервишки и усталость. А жрать действительно хочется, несмотря на стресс и прочие видения — хоть одна здоровая реакция. Вокруг костра сидели все, кроме Тима. Я не тупее паровоза и понял, что он на охране лагеря. Здраво. Пусть Ермолин и говорит, что местные сюда по ночам не ходят, но лучше подстраховаться. Я сел на обрубок древесного ствола между Вэсилом и Калининой. Мне вручили миску с кашей из концентрата и ложку, пару сухарей. Эх. Здравствуй, сухпай! Прощай, здоровье!. Во время еды разговоров не было. Не пионеры на прогулке, а бывалые люди собрались. Такие и едят — словно работу выполняют. Основательно и неторопливо. Я тоже ел не торопясь. Есть-то хотелось, но настроения на еду нет. После каши Ермолин раздал кружки, а на костре уже висел котёл с чаем. Ну как — с чаем? Это я по привычке для себя эту бурду чаем называю, а так-то в котле закипает отвар из каких-то трав. Рецептов и смесей по Рассену и остальному Миру гуляет много. Вот этот заваривал сам Ермолин. Ещё поржал, что, мол, для всех, кроме Калининой, этот чаёк очень пользителен будет. Марика только глаза закатила и выразительно фыркнула. Ну, это мелочи. Вот после чая слово взял Лекс: