Круиз для среднего класса

Надо заметить, что кабинеты банкиров мало чем отличаются друг от друга. К кому ни зайди, увидишь громадный рабочий стол красного дерева, кресла и диван, обтянутые темно-зеленой кожей с золотыми заклепками, многоярусную библиотеку, где выстроены переплеты Брокгауза-Ефрона и иных раритетов, в которых хозяин не догадался разрезать страницы. По стенам развешаны в рамочках благодарственные письма, подписанные руководителями могучих ведомств. На видном месте обычно выставлены предметы увлечения владельца – старинные сабли-пистолеты или китайские вазы эпохи Мин. Не считается нескромным повесить свой портрет работы Шилова или Никаса. При всем многообразии деталей банкирский стиль содержит один-единственный посыл: в нашем банке все офигенно, немедленно несите сюда ваши деньги!

Кабинет Бэнка наследовал этой традиции, хотя понтов было меньше. Никаких ваз и сабель, никаких энциклопедий; имелся, правда, портрет работы Худа. Денег за него автор не взял, попросил взамен накинуть пару процентов на и без того непомерную ставку; Бэнк, улыбнувшись, накинул полтора. Центральное же место в кабинете занимал огромный круглый стол, где постоянно обновлялись напитки и закуски и где многие уважаемые гости перезнакомились меж собой.

Несмотря на нечеловеческую занятость, вип-клиенты с удовольствием приезжали в банк пару раз в неделю, даже без всяких дел, а просто, чтобы насладиться приятной компанией и остроумной беседой. Тех, кто засиживался до обеда, Бэнк вел для продолжения банкета в соседний с банком трактир «Семеныч», названный в честь знаменитого барда. Владелец заведения, он же Реет, как мы помним, тоже был вкладчиком, так что принимал сотоварищей по высшему разряду. И первый спич, всегда один и тот же, произносил Бэнк: «Мечта каждого банкира – жить как можно дольше и умереть в один день с клиентом!». Компания отвечала овацией.

Так за десяток лет хитроумный и общительный Бэнк, выражаясь по старинке, сформировал коллектив вкладчиков. Эти люди, которых жизнь сделала глубокими индивидуалистами, сами себе удивляясь, действительно стали подобием коллектива: звали друг друга на дни рождения, ходили на презентации и выставки, на матчи и премьеры, устраивали на лечение, учение и отдых, помогали детям с работой, внукам – с детсадами и гимназиями. Оказалось, что деньги, лежащие в одной кубышке, сплачивают их владельцев, создают, можно сказать, чувство родства. Размеры накоплений, разумеется, никто не обсуждал, это было бы неприлично, но бывалая публика определяла объем вклада по косвенным признакам. С минимальными, заметим, погрешностями.

Словом, всем было хорошо, но особенно – Бэнку. Он радовался, что так ловко закрутил в вихре вальса влиятельных людей, которые мудро отвели ему место первого среди равных, и это, конечно же, льстило и поднимало самооценку. Но банкир испытывал не только гуманитарное удовольствие, – вкладчики приводили новых клиентов, тоже, как правило, непростых людей. Соответственно множились связи Бэнка – он называл их «вязки». А вязки создавали ощущение защищенности; случись что – всегда можно позвать подмогу.

И это «что» случилось.

В «Доверительный» заявилась проверка из Центробанка. Вроде бы, ничего необычного, такие комиссии приходили и прежде, но эта уселась всерьез и надолго. Бэнк забеспокоился, стал подозревать злодейские козни врагов, которые, конечно же, у него были, как у всякого банкира. Чутье подсказывало, что все это неспроста.

Через три месяца цэбэшники официально представили результаты проверки. Накопали неплохо, предписали меры исправления, в том числе ограничивающие банковскую деятельность. Неприятно, хотя не смертельно. На душе, однако, сделалось муторно, – если Центробанк регулярно отзывает банковские лицензии, кто поручится, что следующим не схлопнешься ты?

Адвокатская контора, с которой сотрудничал «Доверительный», пообещала Бэнку провести разведку и закрыть проблему, ежели она действительно существует. Бэнк дал денег и попросил максимально ускориться, пока не задергались вкладчики.

Но оказалось, что вкладчики не лыком шиты и уже прознали о результатах проверки. Первым явился Гос, на другой день пришла троица – Сил, Деи и примкнувший к ним Поп. На посуровевших лицах товарищей была написана тревога. Бэнк завертелся волчком, славно угостил визитеров, те, хоть и набрались, но точно не успокоились. На третий день вернулся Гос и сказал, что забирает свои вклады. Председатель правления кинулся объяснять, что это, конечно же, святое право вкладчика, но общая сумма очень крупная, в кассе ее нет, нужно вынуть из оборота, а это потребует времени. «Вот и вынимай, даю неделю», – холодно молвил Гос и удалился, не забыв хлопнуть на дорогу коллекционного кальвадоса. У Бэнка заныло сердце. Придется отдать деньги, иначе склочный Гос поднимет шум, и все остальные тотчас примчатся требовать свое.