Круиз самодовольного амура

В ответ раздался новый стон, заставивший подруг решиться. Толкнув дверь, которая, к счастью, оказалась незапертой, они вбежали в комнату Натки. На узкой кровати копошилось нечто бесформенное и лохматое. Когда подруги вбежали в комнату, это нечто оторвало от подушки голову и подняло к вошедшим опухшее, страшное и совершенно бледное лицо и издало нечленораздельный звук.

А затем изо рта вырвался новый стон:

– Ох, как же мне худо!

– Наташа, что с вами? – кинулись к ней перепуганные подруги. – Вам плохо?

– Помогите, помираю. Набралась вчера, ничего не помню.

Крепкий запах перегара, который подруги почувствовали сразу же, едва войдя в душное помещение, когда Натка открыла рот, стал настолько силен, что едва не свалил подруг с ног. Да у Наташи просто тяжелое похмелье! Алена подскочила к окну и открыла его настежь. К счастью, тут под окном не было мусорных баков, так что свежий воздух немного улучшил ситуацию.

– Наташа, что вам принести? Воды?

Натка громко застонала.

– Какая вода! – зашептала Алена на ухо Инге. – Скажешь тоже! Пивка ей надо! Сейчас принесу.

Услышав про пиво, Натка снова застонала, но уже не так горестно, а вроде как с надеждой.

– Побудь с ней.

Алена выскочила из комнаты, а Инга присела на стул, стоящий рядом с кроватью. Обстановка в комнате была самая спартанская. Простенькая вешалка на стене, тумбочка, стул и кровать. Даже зеркала тут не было. А занавески на окне были самыми что ни на есть дешевенькими, из ацетатного шелка.

– Смотришь, в каких хоромах меня поместили? – услышала она хриплый голос.

Натка смотрела на нее злыми глазами.

– А мне наплевать! – воинственно заявила она. – Я и так знаю, будь воля Насти, она бы меня и на сотню метров к своей семье не подпустила. Это Евлалия за меня заступилась, ее была прихоть меня на своей свадьбе видеть. Да и она не от чистого сердца меня пригласила. Мать свою позлить хотела, нервы ей потрепать, потому и меня позвала.

Инга промолчала. Она смотрела на бирюзовое платье Натки, в котором женщина отплясывала два дня и две ночи подряд. Постепенно платье все больше приходило в упадок. Всю сегодняшнюю ночь Натка проспала в когда-то праздничном платье. Видимо, вчера вечером она была просто не в состоянии самостоятельно раздеться, а помочь ей в этом никто не захотел. И было очень похоже на то, что теперь платью из бирюзовой тафты пришел окончательный конец. Многие жемчужинки оторвались напрочь, другие висели на нитках. На рукаве и у ворота платье было разорвано. И Инга почти не сомневалась: тот кусочек ткани, который нашли в пальцах у мертвой Насти, когда-то был частью этого платья.

И она осторожно попыталась выведать, что думает по этому поводу сама владелица платья.

– Наташа, а вы помните, что вы делали вчера вечером после того, как ушли к себе?

– Ни фига не помню. А чего?

– А ночью… Вы из комнаты выходили?

– Может, и выходила. Говорю же: не помню ничего!

В этот момент появилась Алена. Она протянула Насте запотевшую бутылку пива, к которой та жадно присосалась.

– Ох, спасибки, – произнесла она. – Полегчало мне чуток.

– Говорить-то хоть можешь? – по-свойски обратилась к ней Алена.

– Ага.

– Тогда отвечай: этой ночью что делала?

Наташа с удивлением взглянула на подруг:

– Вы чего обе ко мне прицепились? Вам что за дело, что я ночью делала?

– Я скажу, что. Сегодня ночью умерла Настя!

Наташа отставила бутылку пива и ошеломленно выдохнула:

– Врешь!

– Чистая правда. И мы с подругой сейчас ведем расследование обстоятельств, приведших к ее смерти.

Натке даже не пришло в голову спросить, на каком основании подруги взяли на себя эту миссию. Ей было явно не до того.

– А отчего померла-то?

– Это мы у тебя хотели спросить.

– Почему у меня?

– Ты ведь была у нее прошлой ночью?

– У Насти? Нет.

– А если честно?

– Если честно… Я не помню.

– Как ты можешь этого не помнить?

– А так и не помню! Надралась вчера с вечера, вот ничего и не помню. Ни как добралась до кровати, ни кто мне в этом помогал. Вообще ничего не помню.

– Ну, так я отвечу за тебя. Ты была у Насти в комнате. И более того, вы с ней дрались!

– Мы? – разинула рот пьянчужка. – С Настей? А вы-то откуда это знаете?

Пришлось рассказать пьянчужке про бусинку на полу с ее платья и про клочок ткани в руке покойницы. К их удивлению, Натка не стала возражать или как-то оправдываться. Вместо этого она обхватила голову руками и горестно завыла:

– Ох, горюшко-то какое-е-е! Ох, грех-то какой на душу я взяла-а-а! Нет мне прощенья, нет оправданья! Хоть и змея Настюха была, а все живая душа. А я-то ее, выходит, спьяну и укокошила?

Отчаяние ее было столь велико, что Алена не выдержала и снова спросила:

– Неужели не помнишь ничего?

Натка помотала отрицательно головой:

– Ничего! Но я вам верю. И убить я ее и впрямь могла.

– Ты этого даже не отрицаешь?

– А чего греха-то таить? Зла я на нее была. Зависть и обида меня грызли. Да еще выпила. А я всякий раз, когда выпью, чудить начинаю. Могла и убить ненароком. Не специально, конечно, трезвой я бы ее и пальцем не тронула. А так… спьяну – да, могла.

– Как же ты… Родную-то сестру?

– Не сестра она мне вовсе! Подруга!