Круиз самодовольного амура

Видимо, этих двух доходяг полицейские оставили напоследок, надеясь, что пока они разбираются с более вменяемыми свидетелями, эти двое тоже очухаются. Ну, или если не очухаются, то, может, их показания и вообще не понадобятся. Но что касается самих сыщиц, то у них даже тени сомнения не было: Натка и Тимофеевна тут самые ценные кадры. И если с Наткой подруги уже имели счастье беседовать по поводу двух случившихся трагедий, то Тимофеевна еще представляла непочатый край работы.

Глядя на тихонько сидящую Тимофеевну, Алена пробормотала:

– А ведь Инга много раз говорила, что слышала, как старушка предрекла смерть двух человек. Мужчины и женщины. Нет, женщины и мужчины. Насти и Романа.

Так и случилось. По хронологии первой была убита Настя. Роман шел номером вторым. Тот факт, что его убийство обнаружили практически сразу, а от момента кончины Насти до момента обнаружения ее смерти прошло больше десяти часов, дела не менял. Умерли эти двое именно в той последовательности, какую и предрекла Тимофеевна. И сейчас Алена задумчиво посмотрела на старушку, пытаясь понять, что же это за человек.

Старушка сидела, не шевелясь. Глаза у нее были все так же плотно закрыты, а лицо выражало страх и покорность судьбе.

– Добрый день, – поздоровалась с ней Алена.

Но старушка не отреагировала.

– Добрый день! – повторила Алена погромче.

Даже пьяненькая задремавшая в своем кресле Натка в ответ всхрапнула и что-то пробормотала, а вот Тимофеевна как сидела в полнейшем безмолвии, так и продолжала сидеть.

Алена не привыкла пасовать перед трудностями. И продолжала приставать к старушке:

– С вами все в порядке? Вы меня узнаете?

Наконец веки Тимофеевны задрожали, а секунду спустя приподнялись.

– Добрый день, – в третий раз пожелала ей Алена.

И только теперь старушка откликнулась:

– Ох, добрый ли? – пробормотала она.

– С вами все в порядке?

Алена совсем не была уверена, что с Тимофеевной «все в порядке». Похоже, на старушку снова накатило, как уже один раз видели подруги.

– Вы как?

– Страшно мне, Аленушка, – подняла на нее наконец глаза старушка. – Ох, как страшно. Уже двое умерли по моему сказанному. Не хочу, чтобы еще и его Божья кара постигла.

– Кого его?

Но старушка не ответила. Снова низко опустив голову, она забормотала:

– Злое они мне сделали, ох, злое. Да ведь простила я их обоих давно. Почему же умерли? И она, и мальчик? Не хочу я так. Пусть бы жили, что уж, Петю теперь не вернешь. Пусть бы их… Пусть бы жили…

– Ираклия Тимофеевна, вы это о чем?

Но старушка словно бы впала в транс:

– Страшно-то как! Ох, страшно! Вот она, Божья кара какая! Не отвернуть, не отмолить. И не думала, что так страшно отомстит за меня да за Петеньку им обоим Господь. А только видно, что хотел Господь мне на что-то указать, коли допустил мне, убогой, при этом страхе тоже присутствовать.

Теперь Алена не перебивала старушку, вместо этого она старательно прислушивалась к неровному бормотанию Тимофеевны. Похоже, что старушка считает смерть Насти и Романа наказанием за какое-то зло, которое эти двое совершили в отношении ее самой или ее покойного мужа – Пети. По словам Риммы Георгиевны, своего мужа эта странная старушка очень любила и после смерти Петеньки, вероятно, получила серьезный нервный срыв, который сейчас снова дал о себе знать.

– Тимофеевна, – как можно ласковей и спокойней произнесла Алена. – А пойдемте, я вас бай-бай уложу. Ну, что вам тут сидеть, вы же устали небось?

Она где-то читала, что с людьми, пострадавшими психически, нужно общаться как можно деликатнее. Неизвестно, как это бы сработало с настоящим сумасшедшим, но на Тимофеевну ласковая речь подействовала благоприятно. Старушка обмякла, вроде как взгляд у нее сделался более осмысленным, и она позволила Алене поднять и увести себя прочь.

Двигались они очень медленно главным образом по вине Тимофеевны, которая каждый шаг делала, словно бы сомневаясь, стоит ли вообще двигаться.

Но неожиданно она повернула голову и снова взглянула на Алену:

– Думаешь, я сумасшедшая? – спросила она у нее. – Нет, я не сумасшедшая. Я просто смерть видела и знаю, что там после смерти тоже жизнь будет. И даже лучше, чем тут.

– Откуда знаете?

– Мне Петя об этом сказал.

– Ваш муж?

– Да, приходил он ко мне. Плохо мне на душе было, как он умер. Видать, почувствовал мой Петенька неладное, вот и наведался ко мне. Сказал, что все у него там хорошо. Домик мне наш будущий показывал.

– Домик?

Но Тимофеевна, не обращая внимания на Алену, восторженно продолжала рассказывать:

– Вот помру, так, Бог даст, вместе с Петей там в домике жить будем! Симпатичный такой домик, стены у него снаружи белые, известкой обмазанные, ставенки красные, на крыше труба. И цветы повсюду. И у дома, и за домом, всюду! Я ведь цветы очень люблю. Петя мой это хорошо знает. Весь дом цветами усадил, специально, чтобы тебя порадовать, так мне и сказал.

Алене окончательно стало ясно, что у старушки, что называется, уехала крыша. Но не бросать же ее теперь только потому, что она несет всякую ерунду? Уж взялась доставить бабку до кровати, надо тащить.