КРУК

– Так, по магазинчикам… Слушай, я у Кафтанова отпросился на эти дни. Но восьмого улетаю в командировку, к Скринскому в Академгородок. Надо посмотреть, что у них нового с Гридом… Кульбер утром звонил. Я, кстати, позвал его в Лозанну на вечер Вольфа. И Кайо, возможно, придет.

Чанов молчал. Он смотрел на озеро, искал лебедей и не находил. Василий проследил его взгляд.

– Лебедей ищешь? Говорят, в середине января ожидается минус десять. Озеро может замерзнуть.

– Так вот почему лебеди собрались у Женевы в стаю… общий слет перед разлукой. Всем пора улетать…

Он посмотрел на Блюхера. Василий не ответил.

Кузьма вернулся в номер и застал Соню сидящей на кровати, поджав ноги и с головой, укутанной покрывалом, только глаза, как два зверька, выглядывали. Она дрожала.

– Соня, что?!

– Иди сюда. Мне холодно.

– Господи!

Кузьма забрался к ней под покрывало и обнял.

– Ну, говори!..

И она зашептала:

– Фольф попросил меня отдать почистить пальто и пиджак. Я отнесла горничной. А потом… Он сказал, что сегодня на фечере я сыграю «Элегию» Массне. Как Брамса в Москве!..

– Ну вот, ты же хотела, чтоб мозоли не прошли… Чего ж ты дрожишь? – Вдруг Кузьма догадался: – Боишься, что снова ап-пизоришься…

– Да!

– А виолончель где возьмут?

– Там будет. Чужая!

– Ты не опозоришься.

– Да?

– Ведь тогда в Москве меня с тобой не было. И Вольф тебя не знал. А теперь он все знает. И если он не боится, значит – не опозоришься.

– Думаешь?

– Знаю. А ты подумай, в чем выступать будешь. Может, что-то купить надо. Собирайся-ка, пойдем в магазин.

– Дейстфительно…

Соня вылезла из-под покрывала и стала собираться в магазин.

Перед отъездом в Лозанну Вольф успел поспать и вышел из номера прямо к отъезду, собранный и сосредоточенный. На нем были надеты черные джинсы, белая полотняная, сегодня купленная, рубашка, старый и породистый твидовый пиджак, сегодня почищенный. Он заглянул в номер к Асланяну и спросил:

– Паша, все готово?

Паша выкатил в коридор телегу, в которой кроме пачек «Розовощекого павлина» лежали нарядно упакованные сверточки.

Блюхер в компьютере отыскал по адресу дом Вольфовой тетки и прочертил маршрут. Ехать было минут двадцать от силы. Все спустились к «Ниссану» и отправились в гости, на сочельник.

Сочельник

Тетке было восемьдесят три, и ее звали тетя Надя – для всех русских. Иностранцам разрешалось обращаться к ней мадам Штейнберг или просто баронесса. Иностранцев пока не было. Она встретила Вольфа и его друзей в просторной прихожей небольшого двухэтажного, хорошо пожившего дома. Со всеми познакомилась и поздоровалась, Вольфа расцеловала и увела. С гостями остался ее сын Генрих, застенчивый пятидесятилетний человек, и экономка тети Нади тетя Вера.

Соня пошепталась с нею и отправилась готовиться к выступлению.

Генрих отвел мужчин в гостиную и предложил виски со льдом. «Ух ты!» – подумал Паша, снова очутившись в Серебряном веке и опустившись в глубокое, на этот раз резное, крытое гобеленом кресло. Он потягивал виски, сосал кубики льда и слушал, как Генрих рассказывает о баронах Штейнбергах и о многочисленной русской родне матери, урожденной Мусатовой.

– Моя матушка – родная сестра матери Вольфа. Они из древнего московского рода… Это я к слову. Мама не любит о родословной… О приезде Вольфа и его друзей нам сообщила бывшая жена кузена, мы и сейчас с нею дружим… она в Израиле живет. Сегодня мы ожидаем русского посла, нескольких профессоров швейцарских университетов, в основном славистов, кое-кто будет с супругами…

Он перечислял имена, фамилии и заслуги членов клуба любителей русской словесности, и Паша в удобном кресле стал задремывать, когда зазвонил его телефон. Впервые в Швейцарии у него зазвонил телефон.

Он выскочил из кресла, а потом и из комнаты.

– Я вас слушаю! – сказал Павел бодро.

– Але, это кто? – отозвалась трубка.

Паша узнал голос и обрадовался.

– А ты кому звонишь, папа, уж не мне ли?!

– Ты где?

– В Швейцарии! Я же писал, что собираюсь. А ты, папа, где? Звонишь откуда?

– Я?.. Я в Перми, на главпочтамте.

– И чо ты там делаешь в сочельник? Завтра Рождество!

– Ты вот что, сынок… возвращайся. К матери своей, к жене моей. Я ведь от нее ушел.

– Как – ушел? – не понял Паша.

– Как все уходят. Ты ей сейчас нужен.

– А ты?..

– Меня, считай, нет уже. Так что приезжай, трудно ей без тебя, и с домом, и одной… Прости меня, сынок. Ты уже большой… Может, когда и свидимся… Прощай.

Раздались короткие гудки, а Павел все стоял с трубкой, прижатой к уху.

По коридору шла экономка, тетя Вера. Посмотрела на Павла и спросила:

– Вы, молодой человек, должно быть, туалет ищете? Пожалуйте за мной.

Павел сунул мобильник в карман и пошел в туалет.