Крупская

«Накануне съезда, — рассказывал Александр Мильчаков, — когда комсомол и его актив играли немалую роль во внутрипартийной борьбе, Сталин особенно часто беседовал с нами, секретарями ЦК. Раз он пригласил первого секретаря ЦК РКСМ Николая Чаплина и меня к себе домой. В назначенный час мы стояли у дверей сталинской квартиры. Позвонили. Дверь открыла Аллилуева, пригласила войти, а сама ушла в другую половину квартиры.

Мы оказались в комнате, уставленной книжными полками. В глубине через раскрытую дверь виден кабинет, письменный стол, лампа. Сталин разговаривал по телефону. Он вышел к нам, поздоровался, пригласил сесть:

— И курите, не стесняйтесь.

Сталин решил в домашней обстановке, спокойно и неторопливо поговорить с нами о положении в партии. Он говорил об оппортунизме Зиновьева и Каменева и об их “штрейкбрехерстве” в Октябре, брал с полки книги, зачитывал ленинские характеристики Зиновьева и Каменева и останавливался на последних ошибках зиновьевцев, на их “вылазках” в ленинградской печати. Он едко высмеивал их отрыв от практики, от жизни, называя их интеллигентами, вельможами, ничего не смыслящими в деревенской жизни.

Далее раскритиковал Бухарина, снова привлекал ленинские оценки его теоретических заблуждений. “Досталось" Бухарину и за правый уклон, и за “всегдашнее трусливое примиренчество”, и за совпадение его взглядов с настроением Н. К. Крупской, “которая скатывается в объятия оппозиции”.

Казалось, секретарь партии учит уму-разуму молодых коммунистов, секретарей. Но не мог скрыть, да и не скрывал личной неприязни к названным лицам. Получалось, что лидеры оппозиции и “примиренцы к ним” — люди конченые, отпетые враги. Заранее известно, что в лоно партии они не вернутся, вопрос их отсечения — лишь дело времени».

Поразил руководителей комсомола заключительный штрих в беседе. Сталин прошел в кабинет, взял со стола картонку, как оказалось, со списком членов и кандидатов ЦК и показал ее:

— Абсолютное большинство в ЦК — за генеральную линию партии, оппозиционеров всех мастей — меньшинство. Есть еще незначительная кучка людей, представляющих «болото». Таким образом — всё ясно. Оппозиционерам — крышка.

Когда Чаплин и Мильчаков собрались уходить, Сталин сказал:

— Я провожу.

Накинул на плечи меховую куртку, надел на голову шапку-ушанку и вышел с ними. Часовому показал книжечку члена президиума ЦИК СССР:

— Пропустите товарищей, они были у Сталина.

Чаплин и Мильчаков медленно шли к Дому Советов.

— Ну как, что скажешь?

— Всё бы хорошо, да уж больно он злой…

— Да, их он ненавидит.

— Он для себя, как видно, давно решил вопрос об их судьбе, из ЦК их уберут…

— А список цекистов с пометками: «за», «против», «болото»?.. Организатор он отменный, у него всё подсчитано…

— Но Ильич не хотел, чтобы лидер партии обладал такими чертами характера, как грубость, нелояльность к товарищам…

— Он их давно не считает товарищами, он и нам внушает: это — враги, враги, враги…

Николая Чаплина расстреляли в 1938 году. Александра Мильчакова в том же году арестовали. Он отсидел 16 лет…

Надежду Константиновну Крупскую избрали на съезд делегатом от Ленинградской партийной организации. Она пыталась поддержать своих личных друзей и друзей ее покойного мужа. На первом заседании с политическим отчетом ЦК выступил Сталин. На втором с организационным отчетом — Молотов. На третьем с содокладом — Зиновьев, потом дали слово Бухарину.

А на четвертом заседании, днем 20 декабря, начались прения. Председательствовал Алексей Иванович Рыков. Крупская получила слово третьей. Это была ее самая знаменитая речь. Больше она так откровенно не высказывалась. Надежда Константиновна призвала делегатов съезда и всю партию сохранить атмосферу свободного высказывания различных точек зрения:

— Товарищи работают в очень разных условиях и разных областях работы, и поэтому они видят действительность с несколько разных точек зрения. Надо как-то дать возможность этим точкам зрения выявиться. Это необходимо не только для отдельных членов партии, это необходимо для правильного нащупывания партийной линии. В борьбе с меньшевиками и эсерами мы привыкли крыть наших противников, что называется, матом. Конечно, нельзя допустить, чтобы члены партии в таких тонах вели между собой полемику. Необходимо поставить определенные рамки, научиться говорить по-товарищески. Сомнения, взгляды должны обсуждаться на страницах прессы. Последнее время этого не было, отдельные мнения не получили выражения на страницах нашего центрального органа… Я думаю, тут неправильно раздавались выкрики по адресу товарища Зиновьева, что это позор, когда член политбюро высказывает особую точку зрения. Съезду каждый должен сказать по совести, что волновало и мучило его последнее время.

Она говорила долго, превысила регламент. Председательствующий поинтересовался:

— Надежда Константиновна, сколько времени вам еще нужно?

Раздались голоса:

— Продлить время!

И тут Крупская произнесла слова, взорвавшие зал: