– Я хотел бы вас на пару слов, Сэндз! – От долгих речей он охрип, и лицо его выглядело усталым.
Хэл сказал, что отправится в отель, где и позавтракает. Патч молча следил, как он уходит, нервно перебирая в кармане монеты. Как только Хэл удалился настолько, что не мог слышать нас, он обратился ко мне:
– Вы говорили, что ваша яхта будет готова не раньше конца месяца! – В голосе его звучали упрек, гнев и обида.
– Да. Но она оказалась готовой на неделю раньше, чем я предполагал.
– Почему же вы не дали мне знать? Я приезжал на верфь в прошлую среду, но вы уже ушли. Почему вы мне не сказали? – Он неожиданно взорвался: – Мне нужен был всего один день! Всего один день! – Он уставился на меня, буквально скрежеща зубами. – Неужели вы не понимаете – один взгляд на эту дыру в корпусе, и я бы все узнал! Тогда я мог бы сказать правду! А так… – Он глядел как загнанный зверь. – А так я не знаю, что за чушь несу и что за проклятую яму рою сам себе! Один день! Вот и все, что мне было нужно!
– Вы мне об этом не говорили. И потом, вы прекрасно знаете, что подобная инспекция должна проводиться властями!
Но я прекрасно понимал, что он хотел полной уверенности, хотел доказать, что его подозрения обоснованны.
– Все в конце концов выяснится, – сказал я, похлопав его по плечу.
– Надеюсь, вы правы, – процедил он сквозь зубы. – Молю Бога, чтобы вы были правы! – Он смотрел на меня горящими как уголь глазами. – Все усилия посадить ее на мель, на эту проклятую Минкис, напрасны… Боже мой! Я мог бы…
Внезапно он замолчал, глаза его расширились. Повернувшись, я увидел подходящую к нам мисс Таггарт.
Когда-то я видел картину под названием «Возмездие». Имя художника я не запомнил, да это и не важно, потому что ничего хорошего в картине не было. «Возмездие» следовало бы писать с Дженнет Таггарт. Безжизненное, белое как мел лицо с огромными глазами напоминало маску смерти. Она остановилась прямо перед Патчем и обрушила на него всю силу своего гнева. Не помню теперь, что она говорила, – резкие, язвительные фразы вырывались потоком. Я видел, как помертвели глаза Патча, как он вздрагивал от ударов ее хлесткого, как кнут, языка.
Он быстро повернулся и ушел, а я подумал, представляет ли она, какую боль причинила невинному человеку.
Мы быстро позавтракали и вернулись в суд. Ровно в два часа Боуэн-Лодж занял свое место. На местах для прессы теперь было уже пять человек: слетелись, как грифы, на запах скандала.
– С вашего позволения, господин председатель, – произнес Холленд, поднявшись, – я предлагаю продолжить допрос свидетелей.
Боуэн-Лодж кивнул:
– Полагаю, вы правы, мистер Холленд. Ваш первый свидетель может остаться в зале. Я знаю, ему хотят задать вопросы представители заинтересованных сторон.
Я думал, что следующим свидетелем будет Хиггинс, но Холленд вызвал Гарольда Лаудена, и я вдруг поймал себя на мысли, что еще не обдумал, как буду говорить, когда вызовут меня.
Хэл, стоя на месте свидетеля очень прямо, как подобает военному, короткими, сжатыми фразами рассказал о нашей встрече с «Мэри Дир» и о том, как следующим утром мы нашли ее покинутой.
Когда Хэла перестали терзать, настала Моя очередь. Я занял свидетельское место весь в холодном поту.
Я повторил присягу, и Холленд, глядя мне в лицо, мягко, и вежливо спросил меня немного усталым голосом, действительно ли я Джон Сэндз, чем я занимаюсь, почему я оказался на яхте «Морская ведьма» в Ла-Манше в ночь на 18 марта. Отвечая, я сам слышал, как нервно звучит мой голос. В зале стояла тишина. Маленькие, пронзительные глазки председателя внимательно наблюдали за мной, а Холленд не давал мне спуску, подгоняя вопросами.
Взглянув в зал, я увидел Патча. Он подался вперед, сцепил руки, напрягся и смотрел на меня. Я рассказал суду, на что была похожа «Мэри Дир», когда я утром оказался на ее борту. Внезапно меня осенило. Я не мог рассказать, что судно посажено на отмель Минкис, это выставило бы Патча лжецом и выбило бы почву у него из-под ног. Нет, разумеется, я не мог так поступить с ним! Наверное, я понимал это всегда, но теперь, решившись, совсем перестал нервничать. Я уже знал, что буду говорить, и стал рассказывать о том, каким я видел Патча все эти отчаянные часы, – о человеке, валящемся с ног от усталости, который в одиночку потушил пожар и продолжал бороться за судно.
Я рассказал об ушибе на челюсти, об угольной пыли, о почерневшем от дыма и копоти лице. Рассказал, как мы обливались потом в котельном отделении, чтобы поднять пар и привести в действие насосы, как экономили работу машины, запуская ее только затем, чтобы удержать поветру корму, и как водопады белой воды перехлестывали через затопленный нос. На этом я закончил, сказав только, что следующим утром мы наконец покинули судно. Затем начались вопросы.
Говорил ли Патч что-нибудь по поводу причины, заставившей экипаж покинуть судно? Не могу ли я,, хотя бы приблизительно, указать координаты «Мэри Дир» в момент, когда мы покидали ее? Считаю ли я, что судно могло бы благополучно добраться до какого-нибудь порта, если бы не шторм?