Крушение пирса

– Ты не могла бы?.. – Он протянул ей пудинг, но, убирая руку, случайно задел ложку, и она вместе с пудингом упала на постель. – Вот черт! – рассердился он на себя. – Извини, пожалуйста!

– Ничего, ерунда.

Банни откинулся на подушки и снова закрыл глаза. А Ли, облизав ложку, соскребла с простыни упавший пудинг, затем обмакнула краешек чайного полотенца в свой стакан с водой и аккуратно стерла пятно. Нежно пожав ему руку, она спросила:

– Ну как ты? – И почувствовала его ответное пожатие.

Затем его пальцы постепенно расслабились, и она, высвободив руку, отнесла оставшийся пудинг на кухню и вытряхнула его в мусорное ведро. Грязную посуду она сложила в раковину и вернулась в гостиную. Некоторое время она просто смотрела на Бани, потом предложила:

– Давай-ка ляжем поудобнее.

Подсунув ему под шею руку, она ловким движением вытащила у него из-под головы самую верхнюю подушку. Он немного повозился, устраиваясь, и затих. Она выждала полминуты, потом снова его приподняла и вытащила вторую подушку. Третью, последнюю, вытащить оказалось труднее всего. Ли потихоньку тянула ее то в одну сторону, то в другую, стараясь не разбудить Банни, и наконец подушка вывалилась из-под него сама.

Теперь Банни лежал на спине практически ровно. И дыхание его почти сразу на несколько секунд остановилось, потом он снова задышал, и руки его принялись без устали кружить в воздухе, словно пытаясь добраться до невидимой цели, находившейся прямо над кроватью. Затем руки вдруг упали и пару минут лежали неподвижно. Через некоторое время все повторилось снова, но Банни так ни разу и не проснулся.

– Банни! – тихонько окликнула его Ли, но он не ответил.

Она посмотрела на часы. Было четверть девятого, и она решила подождать еще пятнадцать минут. Периоды, когда Банни совсем переставал дышать, становились все продолжительнее, но все же внутри у него каждый раз словно срабатывал автоматический включатель, и дыхание возобновлялось. Неужели она неправильно рассчитала? Было уже без двадцати девять. Она осторожно коснулась рукой его плеча:

– Ну же, Банни. Помоги мне.

Без четверти девять Банни перестал размахивать в воздухе руками, хотя все еще слабо шевелил ими, но это был лишь некий призрак прежних энергичных движений. И вообще он выглядел так, словно был сокрушен долгой битвой с куда более сильным, чем он сам, противником.

– Все хорошо, Банни. Теперь ты можешь себя отпустить.

Ей уже трудно было заметить, приподнимается ли при дыхании его грудь. Да и самого дыхания она почти не слышала – точнее, слышала некое слабое, какое-то надорванное шипение, то прерывавшееся, то возобновлявшееся. К девяти часам даже это шипение совсем стихло.

Ли выждала еще пять минут, желая окончательно убедиться в том, что все получилось, потом наклонилась и поцеловала его. Если вдуматься, это было почти так же легко, как свет погасить в комнате. Только что человек был здесь – и вот его больше нет.

Она достала из кармана маленькую коричневую бутылочку, открутила крышку и аккуратно уронила бутылочку и крышку на ковер с той стороны кровати, что была ближе к стене. Затем вылила из его бокала на стол остатки вина, а бокал положила рядом. Свой бокал она вынесла на кухню. Там она тщательно все перемыла – вилки, ножи, тарелки, стаканы – и сложила на сушилку. Затем собрала в двойной пакет все упаковки от принесенных из магазина продуктов и все остатки еды и выбросила в мусорный бак за дверью. Затем вымыла и вытерла руки, вышла в садик и закурила.

Она обнаружит его утром, когда спустится сверху. Бокал будет лежать на прежнем месте, а вот таблетки диазепама она найти так и не сможет. На всякий случай она проверит его пульс и дыхание, но и с первого взгляда ей будет ясно, что он давно уже мертв. Она, разумеется, вызовет «скорую помощь» и будет ждать приезда медиков на крыльце. Затем она позвонит матери Банни. И его сестре. И скажет: «Он казался таким счастливым». Поднявшись наверх, она завернет в газету сову, серебряные ложки и декоративную тарелку, положит все это на дно чемодана и соберет остальные свои вещи. Но из города уедет только после его похорон. Мысль о том, как его тело станут вытаскивать через окно с раздвинутыми занавесками, а рядом не будет ни единого друга, оказалась для нее почти невыносимой.

Колдовство

В канун Рождества, когда день уже клонился к вечеру, наконец пошел обещанный снежок, и вытянутый атмосферный фронт с белыми снеговыми зубами, накрыв все Северное море до берегов Балтики, сомкнулся на так называемом огузке – округлом выступе на востоке Англии, где расположены Келмарш, Клипстон и Сиббертофт, – красный песчаник, округлые зеленые холмы, крытые тростником крыши, скотные дворы и крепенькие саксонские церкви. Сначала падали лишь отдельные крупные хлопья, казавшиеся ослепительно-белыми на фоне темнеющего неба; затем все вокруг окутала волшебная, как в детстве, тишина, и в чистом морозном воздухе стал слышен звон церковных колоколов да отдаленный грохот поездов.