Крушение власти и армии. (Февраль – сентябрь 1917 г.)

Генерал Гурко. Мы с вами (возражение Скобелеву и Церетелли) рассуждаем в разных плоскостях. Главное, основное условие существования армии – дисциплина. Мерило стойкости части, – это тот процент потерь, который она может понести, не теряя боеспособности. Я 8 месяцев пробыл в южноафриканских республиках и видел там части двух родов: 1) небольшие, дисциплинированные, – и 2) добровольческие, недисциплинированные. И вот в то время как первые при потерях даже до 50 %, продолжали вести бой и не теряли боеспособности, вторые несмотря на то, что составлены были из добровольцев, отдававших себе отчет, за что они сражаются, уже после 10 % потерь оставляли ряды и бросали поле битвы; и не было силы, которая могла бы заставить их драться. Вот разница между войсками дисциплинированными, и недисциплинированными.

Мы просим дать дисциплину. Мы все делаем и убеждаем. Но нёобходим и ваш авторитетный голос.

Надо помнить, что если противник перейдет в наступление, то мы рассыпемся, как карточный дом.

Если вы не откажетесь от революционирования армии, то возьмите сами власть в свои руки.

Князь Лъвов. Цели у нас одни и те же, и каждый выполнит свой долг до конца. Позвольте поблагодарить вас, что вы приехали и поделились с нами.

* * *

Заседание окончилось. Главнокомандующие разъехались по фронтам, унося с собою ясное сознание в том, что последняя ставка проиграна. Вместе с тем, с того же дня началась травля советскими ораторами и печатью генералов Алексеева, Гурко и Драгомирова, предрешившая оставление ими армии.

9 мая, как я уже говорил, Керенский, отдав предварительно приказ о недопущении ухода со своих постов старших начальников «из желания уклониться от ответственности», утвердил «декларацию».

Какое же впечатление произвело опубликование этого рокового акта?

Керенский впоследствии оправдывался тем, что закон был составлен до принятия им поста военного министра, и одобрен как Исполнительным комитетом, так и «военными авторитетами», и он не имел никакого основания не утверждать его; словом, был вынужден сделать это. Но я помню не одну из речей Керенского, когда он, считая свой путь наиболее верным, гордился своею смелостью, выразившейся в издании закона, «который не осмелился подписать Гучков», – закона, против которого протестовал весь командный состав.

Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов, 13 мая, отозвался на декларацию восторженным воззванием, в котором убогая мысль остановилась исключительно на вопросе об отдании чести: «… два месяца мы ждали этого дня… Теперь солдат стал гражданином по закону… Отныне солдат-гражданин освободился от рабского отдания чести, и как равный, свободный, будет приветствовать того, кого желает… Дисциплина в революционной армии будет существовать народным энтузиазмом… а не обязательным отданием чести»…

Люди с таким кругозором взялись перестраивать армию!

Впрочем, большинство революционной демократии советов не удовлетворилось декларацией. Ее называли «новым закрепощением солдата». Началась устная и печатная борьба за дальнейшее расширение солдатских прав. Всероссийский съезд советов признал, что приказ, дав прочную основу для демократизации армии, не подтвердил, однако, еще многих существенных прав солдата-гражданина. Докладчики оборонческого блока требовали отвода, и аттестации командного состава войсковыми комитетами, свободы слова и в служебное время, а главное отмены § 14-го декларации, предоставляющего начальнику применять, в боевой обстановке, оружие против подчиненных, не исполняющих приказание… Об отрицательном отношении к закону левого, пораженческого сектора совета и съезда не приходится уж и говорить.

Либеральная печать, не вникнув в значение закона, отнеслась к нему совершенно несерьезно. А кадетский официоз[167] отозвался даже статьей, в которой выражалось живейшее удовлетворение тем, что декларация «дает каждому солдату возможность участвовать в политической жизни страны, раскрепощает его окончательно от оков старого режима, выводит из затхлой атмосферы прежней казармы, – на свежий воздух свободы…» Что «армии всех стран мира стоят вдали от политической жизни, тогда как русская армия становится первой армией, живущей всей полнотой политических прав!..» Даже «Новое Время» писало в передовой статье: «Знаменательный день! Сегодня великая армия могучей России стала действительно армией революции!.. Отношения воинов всех степеней отныне слагаются на общей основе – сознании долга,

равно обязательном для каждого гражданина. И революционная армия обновленной России пойдет на великое испытание кровью – с верой в победу и мир».

Как трудно было бороться за сохранение армии командному составу, встречавшему даже в кругах, которые считались оплотом попираемой русской государственности, такое грубое непонимание основных начал существования армии!..

Начальники еще ниже опустили головы.

А армия… с удвоенной быстротой покатилась в пропасть.

Глава XXIII

Печать и пропаганда извне