Круто закручено

— Теперь-то я понимаю. Но только тебя, — я погрозила ему пальчиком, — лучше побаиваться… Как ты насчет того, чтобы по кофейку ударить?

Вот такого он совсем не ожидал. И, чувствуется, приятно ему было мое предложение. Зауважал он меня.

— Можно, — согласился он. — Даже с удовольствием.

— Давай, Галя, кофейку сообрази, — попросила я. — Только погуще и покрепче сделай. Так, что ли? — посоветовалась я с Ханжиным.

— Так, — поддержал он меня. — Я крепкий люблю.

Галя с удивлением посмотрела на меня, потом пожала плечами и пошла на кухню.

— Значит, влип я? — спросил Ханжин.

— А ты как думаешь?

Задуматься ему было самое время. Он и задумался. И понял, что ваньку валять никакого смысла нет. Но как себя в таком случае держать, толком не знал, заранее не продумал. Был уверен, что не попадется. Поэтому я продолжила атаку:

— Ты внимательно меня слушаешь?

— Слушаю, слушаю… Давай продолжай.

— Так вот, при всех твоих, Степа, достоинствах, влип ты основательно. Пальчики на этом пистолетике сплошь твои, и на кобуре твои. А все остальное баллистическая экспертиза докажет. Ты почему пистолет не выбросил? — вспомнила я рассуждения Мельникова о необразованности киллеров. — Не знаешь, что ли: раз ствол отработал, его выбрасывать надо.

— Нашлась бросательница. А ты знаешь, сколько сейчас ствол стоит? Сейчас за хороший ствол столько сдерут, что голым в Африку пойдешь.

— Чего не знаю, того не знаю, — призналась я. — Мне ствол покупать без надобности. А все-таки, если бы бросил, тебе это дешевле обошлось бы. По этому стволу тебя теперь и посадят. Сейчас ты это хоть понял?

Еще бы не понять. Такое и дубовое полено поняло бы.

Тут Галя как раз кофеек принесла, в больших чашках, густой и крепкий.

— Как заказывали. Горячий, смотрите не обожгитесь, — повернулась и ушла.

— Чего же она сахар забыла? — Я поднялась и отправилась вслед за Галей на кухню.

Тут-то она мне и выдала по первое число: и за то, что какую-то поганую тысячу долларов я ей не отдала, и за то, что с убийцей ее мужа спокойно разговариваю, и за то, что заставляю ее этого убийцу кофейком поить. Правильно, в общем-то, говорила. Я спорить с ней не стала, и оправдываться тоже. Просто объяснила, что прежде всего, и она сама должна это понимать, в смерти ее мужа виноват Сивопляс, но доказать это можно только с помощью Ханжина. Оттого я с ним и беседы веду, оттого и кофейком угощаю.

Она, кажется, поняла и опять как-то сразу увяла, замкнулась. А мне некогда было заниматься ею, мне Степу обхаживать надо было. Так что прихватила я сахарницу и вернулась в комнату.

— Не переносит она тебя, — сообщила я Ханжину. — «Я бы, — говорит, — этой дубинкой до смерти его избила».

— Да я понимаю, я же ее мужа убрал, чего же она мне улыбаться будет…

Положила я ему, как попросил, четыре ложечки сахара. Он, оказывается, сладкое любит. А себе две, я особенно сладкий кофе терпеть не могу. Стали мы попивать кофеек и разговор продолжили.

— Ну так как, все на себя берешь? — спросила я. — Думаешь, Сивопляс станет тебе передачи носить?

Он на этот мой вопрос сразу не ответил, все еще думать продолжал. Потом, видно, надумал:

— Нет, не будет. Жмот он, этот Сивопляс, за стольник удавится.

— Чего же ты с ним связался?

— Да так уж получилось. Ладно, ваша взяла. По тонкой дощечке ходил, все равно когда-нибудь попался бы. То, что мое, — на себя, конечно, приму, а чужого мне не надо. Пусть каждый свое несет. Я ведь что, подчиненный. Мне сказали, я и сделал. А командует он, Сивопляс. Мне лично от этого никакого интереса нет.

— Так уж и никакого? — не поверила я.

— По тысяче долларов.

— По тысяче!? — вполне естественно удивилась я. — Ну и дешевый нынче киллер пошел. Смешно даже.

— Это почему же дешевый! — опять обиделся Ханжин. — Просто у Сивопляса сейчас денег нет. На мели он сидит. Обещал, что, когда фирма разбогатеет, доплатит. Чтобы по нормальным расценкам.

— Уверен, что не обманет?

— Пусть только попробует, — погрозил киллер Сивоплясу. — С нами так нельзя, чтобы обмануть. Может быть, все-таки развяжете? Ну, ей-богу, ноги затекли, шевельнуть не могу.

— Ну что ты, Степа? Мы же сами себе не враги. Нам здоровье беречь надо. Нельзя тебя развязывать.

— Понятно, — он даже не погрустнел. Просто понял все, что надо было понять, и смирился.

Вот и сложились у нас отношения. Не приятельские, конечно, но почти откровенные, ровные, без обиды. И в какой-то степени почти уважительные. Каждый делал свое дело. Теперь подошло время поговорить.

— Расскажи-ка нам, Степан, как дело было, — попросила я. — У меня тут с кое-какими подробностями ясности нет, а узнать интересно.