Крутой герой

— Что-о-о?! — заорал было молодой человек, но сорвавшийся голос подвел, и грозный рык неожиданно завершился коротким писком, который в свою очередь потонул в надсадном кашле. Продолжая кашлять, сержант подбежал к задавшему вопрос амбалу на полголовы выше его, и молча ткнул его кулаком в живот. Андреа усмехнулся, ожидая, что от ответного удара сержант улетит шагов на десять, но стажер личный номер один-девять и так далее, вместо того, чтоб дать сдачи послушно согнулся. Сержант вытащил из-за пазухи отвес и транспортир, высунув язык от усердия проверил угол наклона берета, и замахал на стажера руками, выпучив глаза и путаясь в словах:

— Да я тебя… Да тебя у меня… Таких у нас… — и тычком в шею выпрямил жертву обратно. Отойдя назад, пробормотал сквозь зубы:

— Ну наглецы, вконец обурели… — Набрав воздуху, сержант вновь принялся за крик:

— Вы должны запомнить, что я — самая поганая скотина, которая до сих пор вам встречалась…

Андреа подался назад. Ветки с легким шорохом задвинулись, и обернувшись он увидел, как Голди и Ану-инэн шепотом о чем-то спорят.

— А я тебе говорю, — зло глядя на командира, доказывала Голди. — Я говорю, что надо переходить к этим, из социалистической пентархии. Нас ведь и вправду эсбешники пасли, ты ж сама видела, здесь жизни уже не будет. А Пентархия — группа стабильная, существует давно, техника у них хорошая…

— Нет, я тебе сказала! Ты что, на Линию опять хочешь? Они же все там жестко закрепленные, тебя в момент подцепит!

— А тебя не подцепит?

— А вот нет!

— А почему?

— А по кочану! Не твое в общем дело. Я тебе часто в душу лезу?

— Ха, к тебе и лезть-то некуда.

Ану-инэн коротко размахнулась, и не сильная на первый взгляд оплеуха опрокинула Голди в грязь на дне канавы. Впрочем она, по-кошачьи извернувшись, тут же вскочила на ноги, и кинулась вперед, но в этот момент Андреа решил вмешаться. За те короткие мгновенья, пока девушка поднималась, он сделал небольшой шаг, оказавшись посередине, и начал:

— Девочки, дайте-ка мне… — что конкретно должны были дать ему девочки, осталось неизвестным. Голдина нога по инерции попала ему по хребту, а Ану-инэн, тоже метясь в соперницу, заехала ему ребром ладони по уху. Взвывший от боли Андреа забыл, что он крутой бывший, и поступил с обоими девушками, как сделал бы это в раньшие времена, а когда осознал, что надо быть сдержаннее, дело было уже сделано, и оставалось лишь любоваться на результаты.

Голди вновь лежала в грязи, но встать уже не пыталась, а лишь мелко и часто дышала, сожмурив глаза от боли. Положение Ану-инэн было, если можно так выразиться, более вертикальным: она оказалась прислоненной к пологой стенке канавы, правда вверх ногами, а головой соответственно вниз. Оба вещмешка оказались отброшенными далеко в стороны, а у самого Андреа из двух шлепанцев остался только один, второй же исчез безвозвратно.

Первой в себя пришла Ану-инэн. Она прошипела ругательство, — в нем было много незнакомых слов, но чтоб понять смысл, хватило и знакомых — и приняла нормальное положение. Андреа, ощущая себя виноватым, обернулся к Голди, нагнулся, и помог ей подняться тоже. Она открыла глаза, но тут же вновь прищурилась, и по пятну черной грязи на щеке протянулась вниз тоненькая светлая дорожка.

Андреа окончательно смешался. Вместо того, чтобы назидательно произнести что-нибудь вроде: „Такая участь ждет каждого, кто рискнет поднять руку на Андреа Сакрольд Вридуса…“, он сначала обнял Голди за плечи, а потом начал неуклюже гладить по спине, бормоча: „Больно, маленькая, ну извини пожалуйста, ну сейчас все пройдет, все хорошо будет, у кошки боли, у собачки боли…“ Пациентка сначала молчала, потом начала всхлипывать, и наконец разрыдалась в голос, уткнувшись Андреа куда-то в область между шеей, грудью, и плечом.

— Я думала, хоть один нормальный парень встретился… Чтоб не козел был… Чтоб за женщину считал… Понимал хоть чуть-чуть…

Недовольно следившая за сценой Ану-инэн язвительно произнесла:

— Во даешь! Асв тебя побил, а ты ему и жалишься…

Голди на эти слова не среагировала никак, разве что прекратила причитания, и теперь просто тихо плакала, причем каждое новые ласковое прикосновение приводило к новому всхлипу. Все это происходило под продолжающийся на плацу однообразный шум:

— Напра-во! Нале-во! Ублюдки! Я самый хреновый унтер на восемь миль в округе…

— Интересно, ему самому еще не надоело? — невольно произнес Андреа вслух, не ожидая ни от кого ответа, но Ану-инэн восприняла это как вопрос, и пояснила:

— Конечно, надоело. Я этого сержанта знаю, очень умный мальчик между прочим, стихи про любовь пишет. Hо как только Линия зацепит — и все, такой вот урод получается. И жалко его, и противно… Голди, золотко, ты как, успокоилась?