Крутые излучины (сборник)

Я лежал, затаив дыхание, и осторожно слушал. Там, на кухне, залитой светом, трудилась мать, поддерживая очаг. Большая кирпичная печь запасала тепло на полные сутки, берёзовые дрова пылали ярким живым пламенем. От камня к камню жар выходил наружу, разливаясь по поверхности, щедро излучаясь во всех направлениях. Возле такой печи уютно и гусёнку, и котёнку, и малому ребёнку, и путнику с мороза. Она и деду в жизни подмога.

Много пользы и добра от неё, но не меньше хлопот и работы требует капризная печь. Раньше солнца вставай, лучину щепай, дрова разожги да два часа с ухватом пляши, на красных углях чугуны шевели. Никогда мать не говорила, что ей трудно и в тягость заботы, – печь топила всегда с удовольствием. Печь помогала ей создать тепло и уют в доме.

Вот и теперь невидимый свет материнского блага доходил до меня. Всем своим существом я понимал любое движение матери. Вот бухнулся на загнетку чугун, громыхнул железный ухват: положила его на каток, захватила древко двумя руками и толкает сажей покрытый толчан вперёд, в самое жаркое место.

Поставила чугунки – и сразу чистить картошку, то и дело плюхает в воду очищенный кругляк. Слышно: «Ах, боже мой, подгорает блин!»

Работает и одновременно слушает радио, новостями интересуется. Как в детстве, так и сейчас мать была для меня самым близким и дорогим человеком.

Ах, мама, мама! И что поднимает тебя в эту раннюю пору, что заставляет так мило заботиться и хлопотать? Скажи мне, какая сила помогает изливать столько усердия и старания у этого убогого печного очага? И разве достойна эта каменная глыба твоего внимания? А эти бесчувственные чугунки, чернью покрытые, а эти бездельники-ухваты, стоящие в углу, и широкие горла ведёр! Сколько раз ты их переставила?

Казалось бы, всё это – обуза, не заслуживает уважения и недостойно существования, в городах уже газ и электричество. Ну скажи, как ты находишь силы радоваться здесь да ещё создавать столько уюта и света, что они невольно наполняют душу, замедляют тревожные и беспокойные переживания? Разве не ты оберегаешь это чудное место общения, это тёплое движение сердец? Разве не ты наша опора и сила? Ты – лекарь! Ты – гений! Ты – моя дорогая мама!

Я снова глянул в окно, в нём трепетал рассвет. Робкая заря набирала высоту, приливом розового цвета наполняя синеву безоблачного неба. Самое время выходить на охоту.

– Сынок, вставай, ты же просил разбудить пораньше, – мать повторила уж трижды, а я всё ещё не вставал, не в силах расстаться с мягкой постелью, не в силах прогнать овладевшее мной чувство.

Рано вставать для меня было правилом. С детства привык. Или петух на рассвете разбудит, или мать ласково позовёт, и сладкий сон словно рукой снимает! Быстро вставал, легонько потягивался, пил молоко и не винил никого за ранний подъём.

Славный рассвет ожидал меня впереди или дело с отцом на заре интересное. Во всяком утре я находил своё волшебство. Оттого и кажется мне, что самое замечательное происходит утром. Я резко сбросил одеяло с манящим на сон запасом тепла и решительно встал. Наполненный явью благотворения, хмельной от избытка чувств, прошлёпал голыми ступнями по холодному деревянному полу.

Глубоко вдыхая свежий утренний воздух, сделал несколько гимнастических упражнений, разминая непослушное тело. Затем быстро надел выцветшую, истёртую в работе куртку студенческого строительного отряда и лёгкие резиновые сапоги.

– А я блинов приготовила. Тебе со сметаной или с вареньем? – Мать выставляет на стол стопку горячих блинов.

– Спасибо, мама. Не успел я подумать, а они уже готовы!

– Сынок, а может, стаканчик вина? – предлагает мать.

– Не надо, мама, сегодня не хочется. Лучше пойду прогуляюсь немножко.

– Иди, сынок. Иди, подыши свежим воздухом, он у нас лечебный!

Когда я вышел на улицу, было уже светло.

Во дворе видны предметы крестьянского быта: вёдра, бочки, доски, тазы. Деревня предстаёт взору только наполовину, другая – по самые крыши в тумане.

Белым пышным изгибом устлал он течение реки, слегка застудив её движение, «потопив» берег и прибрежные кусты. Висит неподвижно, тронутый тёплым движением лучей. Ещё чуть-чуть – и его потянуло вверх, растягивая и лохматя, к самой вершине холма, из-за которого разгорался алый восход.

Медленно, словно массивное колесо, двинулось всё в круговое вращение навстречу солнцу, переливами смешивая розовый цвет. Красный плазменный шар разрывал горизонт, белый туман вспыхнул огненной дымкой, очертания домов и деревьев становились мягче, небо – лазурнее.

Чистый бодрящий воздух насыщен резонансами. Стоило его качнуть звуком, как он начинал колебаться, проявляя множество звонко-отчётливых голосов, идущих по невидимым путям совершенно без помех. Ни ветерка. До начала трудового дня всё очень чутко различает слух.