Крутые перевалы

Сражение длилось уже несколько суток. Число убитых и раненых росло. Пострадала и наша машина. Вражеский пулемет прострочил в нескольких местах ее обшивку. К счастью, никто не был ранен. Был цел и мотор. Но «санитарку» пришлось все же отправить на ремонт, хотя мы и ощущали в них нужду...

...Фашисты за последнее время усилили нажим. У них пока преимущество в людях и боевой технике. Из Германии и Италии идут эшелоны оружия для мятежной армии Франко и Мола. Республиканским войскам его не хватает. Многие части вооружены примитивными берданками...

Мятежники все ближе придвигаются к Мадриду. Он в опасности. Столица переживает тяжелые дни. Сюда враг стянул большие силы. Хозяева Франко торопят его. Они хотят «отметить» девятнадцатую годовщину Октябрьской революции в России захватом Мадрида. Мятежники атакуют северо-западные пригороды, пытаются штурмом взять район королевского парка Эль Пардо. Университетский городок под непрерывным огнем артиллерии. В корпусах учебных зданий, где размещены факультеты, жалобно дребезжат еще уцелевшие стекла.

Нас скоро должны перебросить на этот участок фронта, чтобы укрепить оборону поредевших под Мадридом частей.

С тех пор, когда в казарме Ла Мантанья загремели первые фашистские выстрелы, прошел месяц. Накал борьбы возрастает с каждым днем. Это уже настоящая, жестокая война, а не путч кучки мятежников.

Мои коллеги — шоферы сообщили о взятии противником Бадахоса. Есть подробности о страшной резне, которую фашисты там учинили над населением города. Они согнали на площадь, где обычно происходила коррида — бой быков, около полуторы тысячи жителей, в большинстве рабочих, и скосили их пулеметными очередями. Не пощадили женщин и детей. Убитые лежат целыми семьями. Хоронить их палачи не разрешают. Для устрашения живых...

Бойцы нашей Двенадцатой бригады полны яростного гнева, горят ненавистью к убийцам. У всех на устах Бадахос. Падение его опасно еще и тем для республиканских войск, что это дает возможность мятежникам Франко соединить изолированные до сих пор южный и северный районы, увеличить свои силы.

Кровавая расправа над мирными людьми в Бадахосе — это не случайный и не единичный эпизод в действиях фашистов. Они всячески изощряются в пытках и казнях над своими противниками, инакомыслящими, с той же целью — устрашения живых... В захваченном Алькасаре группа мятежников ворвалась в военный госпиталь. Из него не успели эвакуировать всех раненых. Фашисты штыками прикалывали их в палатах, швыряли маленькие ручные бомбы прямо в кровати...

В один из ноябрьских дней фашисты сбросили на парашюте на аэродром Барахас, что на окраине Мадрида, тяжелый деревянный ящик с надписью «Вальядолид». Когда его раскрыли, в нем оказался ужасный груз: куча окровавленного мяса и обрывки одежды. Это было изрубленное в куски тело республиканского летчика-истребителя Хосе Галарса. Во время воздушного боя был поврежден мотор. Хосе совершил вынужденную посадку на территории, занятой мятежниками...

На военных дорогах доводилось не раз встречать стриженых женщин — молодых и пожилых, даже старух. Все они словно переболели тифом. Таких немало я видел, будучи еще мальчиком, и в наших Клишковцах, где после первой мировой войны свирепствовал тиф. Но, оказывается, в Испании это не были последствия тифа. Это была работа фашистов. Глумясь над женщинами-труженицами, они наголо стригли их. А у испанки волосы — главное украшение. В ответ на издевательства врага женщины становились в ряды защитников республики. Взяв в руки оружие, они заявляли:

— Мы будем воевать как солдаты, пока наши волосы не отрастут до плеч, пока ни одного фашиста не останется на нашей земле...

Хемингуэй, приехавший в Испанию помогать республиканцам страстным словом и оружием, узнав о бандитизме фашистов, издевательствах над мирным населением, назвал их патентованными убийцами. Они, говорил в гневе писатель, убивают мирно спящих детей, стариков, женщин. Они расстреливают в городах толпы людей, собирающихся возле кинотеатров. Убийства и война — это не одно и то же. Можно ненавидеть войну, можно быть против нее, но все же к ней можно привыкнуть, когда воюешь в защиту своей родины, против вторжения врага, за свое право свободно жить и трудиться. Но к убийству мирных людей, людей, не участвующих в войне, нельзя привыкнуть.

...Я дежурю с машиной. Бои теперь часто происходят и ночью. Над головой угольная чернота. Луны нет. Небо в крупных и чистых, будто умытых, звездах. Они не такие, как у нас в Клишковцах, в Бессарабии. Чем-то отличаются, а чем — не могу объяснить. То ли своей яркостью, то ли густотой, то ли размерами. А может тем, и другим, и третьим.

Я вглядываюсь в испанское ночное небо и думаю о тех, кого я покинул, не по своей воле, десять лет тому назад. Думаю о тех, кто очень далеко отсюда, и кто, возможно, тоже смотрит сейчас, как и я, в это же небо в его таинственную черноту с мерцающими звездами.