Крутые повороты

Однако уже через несколько минут мы мирно беседуем.

— …На заводе образовалась теплая компания, — рассказывает Людмила Григорьевна. — Обирает государство. Директор всех прикрывает. Одно слово — современный руководитель… Рева — самозванка. «Я да я!» А чем ты от других отличаешься? Ну, чем? Что особенного в твоей биографии?.. Где-то там провела три месяца…

— Полгода, — напоминаю я. — В тылу врага.

— Неправда. Три месяца. Я точно знаю… Мой муж видел, как притесняют меня на заводе. Как я там каждый день мучаюсь. А он очень болезненно реагирует на всякую несправедливость…

Понятно. Исключительно из чувства справедливости товарищ полковник настрочил поклеп да еще подписал его чужим именем.

Однако мне уже не хочется отчего-то ни язвить, ни клеймить. Мне понять надо, что же все-таки произошло. Почему Людмила Григорьевна каждый день мучилась у себя на заводе? Какое такое зло причинили ей люди, которого нельзя ни забыть, ни простить?

Дурной характер?

В 1942 году Людмила Григорьевна Губенко окончила Иркутский стоматологический институт и ушла в армию. Работала хирургом в эвакогоспиталях, прошла немало фронтовых дорог. Награждена медалью «За боевые заслуги». Достойная вполне уважаемая биография.

После войны училась в институте усовершенствования врачей по циклу бактериологии. Служила врачом-бактериологом на санэпидстанциях. И в 1954 году поступила на завод бактерийных препаратов.

Сперва все обстояло нормально, никаких конфликтов. Однако шло время, и отношения у Людмилы Григорьевны с сотрудниками стали заметно портиться. Начались истерики. Чуть что — к голове прикладывается мокрое полотенце. Крик, слезы. Брань такая, что хоть уши затыкай. И перепады настроения: утром — улыбки, вечером — скандал.

Поначалу людям казалось: просто дурной характер. Неуравновешенная натура. Потом поняли: нет, дело сложней.

Что именно? А вот представьте…

На заводе работают четыреста пятьдесят человек. Тридцать один ИТР. По нынешним меркам совсем небольшое предприятие. Но за последние десять лет шестеро из этих тридцати одного защитили кандидатскую диссертацию, двое — кандидатскую и докторскую. Десять человек получили авторские свидетельства на изобретения. В содружестве с учеными Москвы, Ленинграда сотрудники завода (подчеркиваю: завода) создали новые медицинские препараты, приборы, технологические процессы. Иному НИИ впору гордиться такими результатами.

О чем они свидетельствуют?

О высочайшем, очевидно, профессиональном уровне работников завода, о степени их таланта, о творческом складе ума, о хорошей организации труда на заводе.

Счастье, когда, работая на таком предприятии, ты этому уровню соответствуешь.

А когда нет?

Когда другие умеют сочетать производство с наукой, а у тебя не выходит, не получается?

Людмилу Григорьевну Губенко раз восемь, наверное, переводили из подразделения в подразделение. Все ждали, надеялись: вот-вот приспособится, приноровится, найдет себя. Работают же рядом с ней люди, которые тоже не всякий раз выдумывают порох, но прекрасно выполняют свои обычные заводские обязанности. И все кругом их очень ценят, уважают.

Но с этой скромной ролью Губенко смириться не могла. Не желала. Не рядовой как-никак она человек в городе, жена известного лица. Зайдет к соседям по дому — ее сажают в красный угол, честь и почет. А здесь, на родном предприятии?

— Конечно, — говорит она мне, и в глазах ее неподдельное страдание, — конечно, другим все привилегии, а мне — ничего? Они — белая кость, а я — черная? Так? Правильно?

Я не спрашиваю, чем же именно ее «притесняли». Тем, очевидно, что не имела она ученой степени, почета. Другие имели, а она — нет. Вот и все «притеснение».

Людмила Григорьевна приближает ко мне свое лицо, произносит шепотом:

— Дети, родные дети надо мной смеялись. Верите? «Что же ты, — говорили они, — за человек, когда позволяешь так над собой измываться?»

Это, конечно, ужасно, если родные дети.

Чаша терпения переполнилась в тот день, когда областная газета начала печатать повесть о Вере Васильевне Реве.

Она, Губенко, тоже была на фронте. Но о ней почему-то повестей не пишут. Радио о ней молчит.

Губенко демонстративно не является на торжественное собрание, посвященное Дню Победы.

Демонстративно не дает свою фотографию на доску фронтовиков, ту самую доску, где фотография Веры Васильевны Ревы зазияет вскоре двумя белыми дырами…

Чужая радость

Вы когда-нибудь слышали, чтобы человек прямо признавался: «Я завидую чужому уму, таланту, успеху»? Лично я никогда не слышал. Но если я встречаю человека, который свое собственное неумение, свою собственную неспособность, свой собственный неуспех объявляет не пороком, а, наоборот, добродетелью, заслугой, я твердо знаю, передо мной завистник. Он не скажет никогда: «Я не смог, не сделал, не добился потому, что мне пороху не хватило». Он объяснит: «Не сделал потому, что я честный и благородный человек. Не умею ловчить и жульничать». Ибо все, кто делает, добивается, — жулики и воры. Все просто и ясно.