Кружение над бездной

— Не создаем ли мы из нее чудовище?

— Напротив, поступать иначе чудовищно… Мы пытались! Пусть тщетно, но все же при всяком случае разъясняли… Если бы мы не пытались вразумить ее все эти годы, тогда другое дело Ты же видишь, что всё было бесполезно… Нужно принимать ее такой, какая она есть, всегда с улыбкой, приязнью, любовью, терпением… Как больную… Ведь все мы в той или иной мере хронически больны. Наши болезни духа превращаются в такую привычку, что их уже не отличить от черт характера…

— И теперь она спрашивает, не разочаровала ли она нас… — не унималась Эльза.

— Думаю, что и мы ее разочаровали…

— Чем же?

— Тем, что к чужим относимся лучше, чем к своим… Этот парадокс так знаком и неизбежен! Родных мы всегда судим строже и наказываем больнее… Вечные неуемные прокураторы Иудеи…

41

С Никой Герберт познакомился еще в бытность свою чтецом при церкви отца Никифора. Она смущала его своим математическим умом, таким неженским и в то же время склонным к слепоте в постижении элементарных душеспасительных истин. Недаром именно математикам было суждено извечно погружаться в вопросы богопознания. Если Бог — явление препростое, то именно математикам и следует его объяснить. Единичен, троичен… звучит как математическое откровение…

— В университете, когда мы, еще совсем зеленые, пришли на первую лекцию, нам сказали; вот стоят три березы. Докажите, что их три! — часто вспоминала Ника.

У нее была взрослая дочь, хотя сама она выглядела настолько молодо, что нельзя было сказать, тридцать ей или сорок. Едва заметная седина на висках придавала утонченную прелесть ее лицу.

Герберт часто доводил Нику до слез, едва речь заходила о вере. Он уже пытался избегать этих разговоров. Почему–то стоило ему указать Нике на ее маловерие, что в православных кругах является обычной практикой, как она приходила в отчаяние и выбегала прочь со слезами.

— Вот тебе и математик, не по–женски логичный и остроумный… — вздыхал Герберт и зарекался беседовать с ней на эти темы, но потом снова забывался и всё повторялось, как в дурном водевиле, с претензией на вечную театральность, духовность и возвышенность.

Нику выводил из себя метод доказательств, применяемый Гербертом. «Пока ты не уверуешь, не убедишься». Но как же можно уверовать, не убедившись? Что–то мешало Нике в этой разорванной геометрии богословия и неизменно вызывало приступ чуть ли не истерики. Возможно, было нечто более глубинное и неизвестное в отношениях Ники с Богом, в чем можно было бы попробовать разобраться в личной беседе, но Герберт опасался Ники, потому что она, будучи математиком, была всё же слишком женщиной, и Герберту казалось, что ему постоянно приходится погружаться в гибельную зону ее притяжения. Он не хотел двусмысленности и старался держаться подальше.

Дочь Ники собралась замуж за молодого человека, убежденного в своей гениальности, и сначала словно бы шутя, но потом вполне серьезно встал вопрос о их венчании в церкви Герберта Адлера. Юношу привели к нему для беседы, поскольку он, по всей видимости, не принадлежал ни к одной из известных религиозных конфессий, что нередко случается с людьми неординарными, к которым некогда причислял себя и сам Герберт Адлер.

У Эрвина были слегка выпученные глаза, которые он любил пучить пуще натуральной их выпученности, чем, по мнению дочери Ники, напоминал своих предков — итальянских князей.

— Стоит ли мне принять православие? — по–деловому начал Эрвин.

— Верите ли вы в Бога? — ответил вопросом на вопрос Герберт.

— В какой–то мере я допускаю, что существует некая разумная сила над всеми нами… Но мне кажется маловероятным, что ей есть какое–либо дело до нас…

— Вот как? — Герберт улыбался. Ему казалось смешным, что каждый думает, будто занимает блестяще оригинальную позицию в основных вопросах мироздания, а потом оказывается, что это не более чем очередная ересь, давно известная и побежденная.

— Что вы можете посоветовать разумному человеку? Зачем нужна вера в Бога?

— Как раз на это, пожалуй, ответить несложно. Как раз для таких случаев известно пари Паскаля — предложенный математиком и философом Блезом Паскалем аргумент для демонстрации рациональности религиозной веры. В своей посмертно изданной работе «Мысли о религии и других предметах» (фр. Pensées sur la religion et sur quelques autres sujets), написанной в 1657–1658 годах, Паскаль рассуждал, есть Бог или нет.