Кружевница. Романы

Помм скучала, лежа на влажном от пота полотне шезлонга. Она рассеянно слушала болтовню и хихиканье двух подруг. И сквозь прикрытые ресницы смотрела, как они бродят по газону. Потом ненадолго задремала в своем тенистом алькове. Сквозь дрему она слышала взрывчатый хохот Марилен — словно кусочки льда сталкивались в стакане. Кто-то особенно громко вскрикнул — и она проснулась. Теперь Марилен и ее подруга обе говорили очень громко. Они то перебивали друг друга, то умолкали, и тогда на какое-то время наступала тишина. Марилен густо, до блеска, мазала подругу кремом для загара. Помм почему-то с интересом, пристально смотрела на них, а почему — не могла бы сказать. Потом Марилен опустилась в траву и растянулась на спине. Теперь они не хихикали, а перешептывались, и Помм невольно стала прислушиваться. А уж что говорили подружки друг другу — просто стыд! Помм такое и произнести не могла бы, но слушать — слушала. И услышанное волновало ее. Однако, увидев капельки пота у себя на груди, в вырезе расстегнутого платья, она решила, что это от жары. Ей даже захотелось раздеться и тоже почувствовать; как теплый ветерок скользит по ее ногам. Но она не в силах была шевельнуться. Ее словно заворожило солнце и откровенный разговор подруг, — казалось, чья-то рука легла ей на живот и придавила к шезлонгу.

Тот тип, о котором рассказывала подруга Марилен, был, как решила Помм, ее любовником. Внезапно молодая женщина замолчала. От калитки донесся голос ее мужа: «Женщины, внимание! Это — я, но я не один!» Помм обернулась и увидела четырех здоровяков в белых шортах, по-спортивному легко вбежавших в сад. А Марилен и ее подруга начали нарочито медленно одеваться.

Когда хозяйскому сыну с вороватым взглядом надоедало рушить гумно, он скрывался в зарослях кустов, окружавших участок. Или с наслаждением принимался мучить молодую немецкую овчарку, которой предстояло охранять дом. Начиналось все с легких шлепков, в ответ на что собака, изворачиваясь как могла, старалась укусить своего мучителя за руку. А кончалось обычно весьма чувствительными ударами в живот. Кроме того, мальчишка запоем читал комиксы — на обложках были изображены молодчики со зверскими физиономиями, в касках, вооруженные до зубов, причем запечатлены они были художником в самый кровавый момент схватки с противником. Комиксы валялись по всему дому и даже на лужайке. Помм из любопытства полистала их и от души посмеялась над свирепыми рожами, которые смотрели на нее со страниц.

Хозяйский сын это заметил, так как исподтишка следил за девушкой, не пожелавшей раздеться. Он примостился в траве, рядом с Помм. И сказал, шаря глазами по ее груди, что если она хочет, он может показать ей всю свою коллекцию комиксов. Помм немножко сердилась на себя за то, что не может победить отвращение к этому мускулистому сосунку. И пошла за ним в его комнату. На полу и на стенах — страшноватое скопление режущих и тупых предметов (как обычно говорят потом криминалисты), а также огнестрельного оружия. На этажерке Помм увидела чучела разных мелких животных, которых, хвастливо заявил парень, убил он сам.

Через несколько минут Помм решила, что посещение морга можно считать оконченным, но хозяйский сын, видимо, смотрел на дело иначе. Во всяком случае, его сильный розовый торс внезапно возник между Помм и дверью. Ситуация становилась весьма деликатной.

К счастью, тут явилась Марилен.

— Что это вы здесь вдвоем замышляете? — нарочито громко спросила она. И прошептала Помм: —Ты что, не видишь? Он же сейчас на тебя прыгнет!

Помм стремглав сбежала по лестнице, за нею — Марилен, за ними — хозяйский сын, на сей раз красный как рак.

Вечером, в спальне, Марилен смеясь сказала Помм:

— Ну вот, ты и одержала первую победу!

А Помм ответила, что никогда больше не приедет в этот дом.

Помм пошла за мороженым. Вернулась она почти бегом, так как мороженое уже текло у нее по пальцам. Целых пять минут в парикмахерской шел пир. В нем принимали участие кассирша, Жан-Пьер (дряхлые обладательницы сумок из крокодиловой кожи звонили за неделю, чтобы причесаться у него!), ну и, конечно, Марилен с Помм.

Жан-Пьер совсем забыл об очередной важной гусыне, сидевшей под колпаком в углу парикмахерской. Она еще слегка шевелилась. Вообще же почти все клиентки Жан-Пьера либо уже отбыли на Канарские острова, либо летели туда. Кроме тех, кто предпочел отправиться пароходом.

Помм подмела крошки вафель и остатки не улетевших на Канарские острова волос. Марилен уселась в откидывающееся кресло и принялась подпиливать ногти. Жан-Пьер читал «Экип» и что-то насвистывал. Кассирша, страшно толстая и, вероятно, потевшая уже в раннем детстве, читала гороскопы в «Жур де Франс». Всем было жарко и лень прикрикнуть на нее, когда она приставала с очередным вопросом:

— Слушай, ты кто?

— Бык, — ответила Помм, машинально продолжая водить щеткой по плинтусам.

— Тут сказано, чтобы ты следила за своим весом.

— Верно, ты ешь слишком много пирожных, — слабым голосом поддакнула Марилен.