Кружевные закаты

Андрей рассмеялся, тряхнув головой и, обводя глазами комнату, замолчал, предоставляя Крисницкому возможность проводить его на террасу, где, по его верному убеждению, в послеобеденный час собралась вся семья.

– Нет, благодарю вас, Михаил Семенович, я отобедал в трактире по дороге, прошу не волноваться. Вот если только чаю, – донесся до сидящих за самоваром Федотова и Надежды Алексеевны радостный голос не чужого, но все же не совсем родного человека.

Крисницкий и Андрей открыли дверь и приблизились к ним. За уместными в таких случаях возгласами, пожиманиями рук, целованиями щек и расспросами Андрей не сразу заметил полулежащую на скамье неподалеку от стола девушку, сосредоточенно изучающую занесенную перед глазами книгу и хмурившуюся на собравшихся за то, что они мешают ей пустыми и, как всегда, неуместными криками.

Она безразлично оглянулась на пришедших и вновь уставилась в книгу.

– Радость моя, – обратился к ней Крисницкий после наступившей паузы. – Что же ты не поприветствуешь гостя?

– Добрый вечер, – коротко отозвалась Алина, переворачивая страницу и не взглянув даже на вошедших.

«Что за привычка отвлекать меня в самые интересные моменты? – с раздражением подумала она. – Вечно им от меня что-то нужно».

Надежда Алексеевна неодобрительно переглянулась с размякшим от нескольких порций варенья Федотовым, но ничего не сказала, поскольку лишь Крисницкий имел право отчитывать дочь, хотя и пользовался им крайне редко.

«Что за поведение, что за тон? – удивился Андрей, старательно рассматривая лысину Федотова. – Разве такой она была?»

– Алина, – приблизился к дочери Крисницкий, – Андрей приехал.

Девушка опустила книгу, медленно подняла лицо на Андрея. Легкое безразличие и даже насмехательство сменились на нем искренним расположением. Она, весело вглядываясь в возмужавшее лицо прибывшего, тихо произнесла:

– Андрей, это правда ты?

– Кто ж еще, Аля? – весело ответил Андрей громким низким голосом.

Алина, с удивленной недоверчивой радостью переведя глаза с довольного отца на Андрея, сошла со своего ложа и, поглощающее улыбаясь, кинулась к гостю, крепко обняв его. Андрей благодарно скрепил над ее худыми плечами свои большие руки, пожалев, что в первую минуту подумал, будто она изменилась в худшую сторону.

– Ну, как ты, Аля? – вновь улыбнулся он.

– Лучше всех, разумеется, – ответила Алина, нехотя расставаясь с грудью Андрея и, выполняя приличия, села обратно.

Но к книге она больше не притронулась, с растущим интересом наблюдая за стародавним своим приятелем.

– Что на службе, Андрей? – спросил Федотов.

– Все одно и то же, – отмахнулся Андрей, садясь рядом с Надеждой Алексеевной. – Поездки, рауты, встречи с теми, кто претит…

– Где же ты был так долго? – спросила несловоохотливая в компаниях Алина.

– У меня были дела, – отозвался Андрей, испытывая смущение, ведь сам знал, что давненько не заглядывал к Крисницким.

Несколько раз он видел Михаила Семеновича в столице, но его дочь не имел счастья наблюдать с тех пор, как окончил гимназию. А ведь они неплохо ладили, она всегда с охотой отзывалась на его детские подстрекательства к проказам. Однажды они даже решили совершить поход в Египет, но уже в соседней деревне так проголодались, что потеряли уверенность в собственной выносливости и, хныча, вернулись под знакомый кров. Запаса смородины, завернутой в тряпку и размазавшейся по суме из-за жары, им оказалось мало для утоления мук голода. Тогда Андрей пришел к нехитрой мысли, что только те женщины способны мыслить и добиваться поставленных целей, у которых ладится дружба с мальчишками. Только через определенный промежуток времени он рассудил, что нет мужских и женских качеств, есть только человеческие.

– У вас всех вечно дела, – недружелюбно вздохнула Алина. – А ты только сиди и ожидай… Пока манна небесная свалится.

– Родная, – вступился Крисницкий за свои убеждения, поскольку этот разговор повторялся на их террасе не впервые, – я говорил, что для тебя безопаснее здесь…

Алина мрачно воззрилась на отца. Она не забыла еще вчерашнего удара от него, человека, от которого меньше всего ожидала подвоха. Она не знала еще, как держаться с отцом, что говорить и как свыкнуться с этой новостью. Крисницкий, забывший о том разговоре, нахмурился, но не подумал, что дочь все еще злится. Она всегда была благоразумной, подавляла обиду, чтобы не скандалить. Михаил Семенович ни разу не задумался, чего ей это стоило, как хотелось порой взбрыкнуть, послать к черту выдержку и воспитание. В этот момент слабое чувство, отголосок былого, растворяющийся теперь в нем непонятно – приторным ощущением минувшего, овладело им. Все это уже было… О ком он думал то же самое давным-давно?

– Да, да, конечно, – нетерпеливо прервала его Алина. – И тебе спокойнее выдать меня за какого-нибудь пустозвона и смотреть, как разрастается мое семейство.