Крылатые люди

Презренный страх улетучился в тот самый момент, когда он дал мотору полный газ. Попрыгав по неровностям почвы, У-2 — умник же! — спокойно оторвался и полетел низко, слегка покачиваясь, скорей оттого, что Костя ему чуточку мешал. Впереди на холме в сумерках раннего утра то и дело ярко вспыхивали орудийные выстрелы. Ступеньками, то слегка креня самолет, то тут же в недоверии его выравнивая, Костя мало-помалу развернул самолет к лесу и тогда увидел, как Борис Китновский стал разбегаться на их Ил-4.

Костя уже летел «стригущим» над макушками деревьев, когда Китновский на внешнем круге обогнал его и покачал крыльями: "Все хорошо, пошли, порядок!"

Через полтора часа Иконников благополучно, к своему немалому удивлению, посадил У-2 на аэродроме. Здесь собрались все прилетевшие их самолеты. Когда Константин, ощущая в себе нечто похожее на умопомрачение, выключил мотор, к нему на крыло вспрыгнул Китновский. На лице его светилась счастливейшая улыбка. А у Кости словно бы отнялись руки и ноги — он продолжал сидеть в кабине. Борису пришлось тряхнуть его раза три за плечи, чтоб снять окостенелость.

Когда они отошли в сторону покурить, Борис проговорил мечтательно:

— Эх, Костя, если б не война, отпраздновали бы мы сегодня с тобой в белом зале гранд-отеля твой первый самостоятельный вылет!

— Если б не война, Боренька, у меня никогда не было бы первого самостоятельного вылета. Вот посмотри… — Константин показал тихой улыбкой на скрюченные пальцы правой руки: от длительного напряжения они не разгибались.

Глава четвертая

3 ноября, под праздник 24-й годовщины Великой Октябрьской революции, немцы разбросали над Ленинградом листовки. В них было сказано примерно следующее:

"Готовьтесь! 5-го и 6 ноября мы будем вас бомбить.

В праздник же свой — 7-го и 8-го — найдется для вас дело: будете хоронить!"

В тот же день к летчикам 125-го бомбардировочного полка явилась делегация старых питерских рабочих. По их просьбе командир полка Владимир Александрович Сандалов собрал летный состав. И вот люди в ватных телогрейках, кожанках, в комбинезонах обступили седовласых ветеранов-кировцев.

Первым взял слово старый литейщик. Извлек из кармана скомканную бумажку и спросил:

— Товарищи красные летчики!.. Читали?..

Летчики сумрачно молчали, и было ясно, что содержание листовки всем известно.

— Неужто так будет? Я из числа тех, кто штурмовал Зимний. И вот теперь обращаюсь к вам: неужели зарвавшийся враг рода человеческого учинит такое злодеяние в нашем священном городе?.. Нет, товарищи, соберите все силы, используйте до предела технику, сделайте, наконец, невозможное, но сорвите чудовищное смертоубийство, затеваемое врагом в великий праздник! Обрушьте на вражеские аэродромы все ваши бомбы, чтоб от «юнкерсов» и «хейнкелей» клочья полетели! Защитите Ленинград, ленинградцев!

Потом вперед вышла пожилая работница. Пальтецо не скрывало ее худобы. А глаза, ввалившиеся, большие, серые, светились ясно, когда она вглядывалась в лица летчиков. И взгляд ее остановился на Владимире Ромашевском — ладном, могучем парне, с чубом непокорных светлых волос, выбивавшимся из-под фуражки. Он и впрямь мог представиться в эту минуту олицетворением мужества русского народа. И женщина шагнула к нему и дрожащими, трепетными руками протянула свои цветастые варежки.

— Я прошу тебя, сыночек, принять от меня подарок, чтоб у тебя не стыли руки, когда ты поведешь свой самолет на врага, грозящего растерзать наш Ленинград. Ты не прогневайся, что эти варежки из двенадцати разноцветных ниток — это все остатки, что нашлись у меня, — но варежки очень теплые, они согреты моим сердцем. Они согреют твои руки, как бы ни было холодно! Летай же с победой, дорогой ты наш богатырь!

Летчик склонился низко, она поцеловала его в лоб, а он прильнул к ее сморщенным, посиневшим рукам.

В тот момент всем наблюдавшим, очевидно, подумалось, что и ее бедным рукам пригодились бы варежки. И каждый понимал, конечно, что отказаться от подарка немыслимо… Когда «Ромка», кусая губы, комкал в своих ручищах варежки, трудно было ему побороть в себе подступающие слезы.

На другой день, 4 ноября, на ближайшие немецкие аэродромы, где враги, обнаглев, сосредоточили несколько сотен своих самолетов, налетели бомбардировщики Ленинградского фронта. Вражеская авиация, уже не ожидавшая от наших потрепанных во многих боях авиационных соединений серьезного противодействия, тут понесла столь сокрушительный урон (уничтожено и повреждено было до 260 фашистских самолетов!), что в течение последующих двух недель не предпринимала никаких попыток бомбить Ленинград.

Отлегло от сердца! Одержав такую победу, летчики 125-го полка торжественно праздновали день 24-й годовщины Октября.

Вот как об этом, уже в наши дни, вспоминает бывший старший инженер одной из эскадрилий 125-го полка, ветеран дальней авиации гвардии полковник Леонид Иванович Захаров:

"Комиссар полка Марьяновский Я.Ф. и начштаба майор Шней В.М. нашли в блокадном Ленинграде эстрадный ансамбль под управлением Коралли, где пела Клавдия Шульженко, и пригласили их к нам на праздник 7 ноября.