Елена Храмцова

Крылья

Она стояла у окна, зябко ежась со сна и глядя на яркий рассвет, оттенки которого так хорошо гармонировали с тонким пурпурным пеньюаром. Ее лицо исказило подобие вымученной улыбки, а по щекам уже привычно катились слезы…

***

Все свое детство, сколько себя помнила, она летала во снах.

Будучи совсем маленькой, — каждую ночь, безмятежно взмывая ввысь посреди яркого солнечного летнего дня прямо с газона незамысловатой детской площадки во дворе рядом со своим домом, не подчиняясь никаким ветрам или законам гравитации и не боясь никого и ничего. Дерзко раскинув тонкие, как спички, руки «крылья», все ночи напролет парила над высоченными многоэтажками своего города, поднималась над невиданными горами и острыми незнакомыми шпилями, радуясь свободе и ветру. И с сожалением возвращаясь лишь под самое утро, просыпалась каждый раз с неизменно тревожной мыслью «ой, как мама испугается, если не застанет меня в кровати» и в то же время гордым «я могу все!».

Потом, чуть позже, уже в юности, — резко петляя между зданиями, удирая изо всех сил в своих кошмарах от чего-то страшного и большого, неотвратимо преследующего ее в тяжело нависающем ночном небе, заламывая в немыслимых виражах руки-крылья и гоня от себя парализующую мысль «а вдруг они сломаются?».

Еще позже, в университете, — уверенно-мрачно паря над городом в сумерках, без заоблачных высей, но уже и без выматывающих кошмаров преследования, на уровне чуть выше старых пятиэтажек поверх ржавых обшарпанных крыш, вызывающих острое чувство обиды, — как же так! ведь мой город мог бы быть таким красивым! — и безумно сожалея, что в руках нет сил подняться выше и хотя бы таким образом исправить этот вид.

А потом полеты перестали ей сниться. Лишь изредка в обыденной жизни она вдруг вспоминала, как здорово было летать по ночам, — в такие моменты ее сознание пронзала почти физическая боль, — и она начинала завидовать самой себе, когда-то так часто парящей в небе, гадая, удастся ли еще когда-нибудь полетать.

Сегодня, после долгого-долгого перерыва, ей снова снился полет. Правда, для этого во сне ей пришлось забраться на крышу чужой, знакомой лишь по фотографиям дочерна обгоревшей многоэтажки, напротив которой стоял остов другого, разрушенного взрывом почти до основания, дома. Расправив руки она соскользнула вниз, подхватила воздушные пахнущие гарью струи, наполненные пеплом. Медленно, но неотвратимо снижаясь, несколько минут парила над когда-то явно ухоженным двором, — ныне с перекопанным неровным газоном, над которым высились небольшие холмики и простые деревянные наспех сколоченные кресты с именами. Могилы были вырыты прямо рядом с детской площадкой, пестрящей разноцветными лазалками и качелями… Видеть это было невыносимо.

Последние пара метров, метр. Несколько шагов в попытке разогнаться и хотя бы ненадолго еще раз подняться в воздух, чтобы улететь отсюда, дали ей еще несколько метров парения в воздухе над самой землей, когда она почти задевала ногами жухлую траву. Всё.

Она встала посреди пустого двора, бессильно опустив руки, и остро понимая, что это был ее последний полет…

***

Ей было радостно и одновременно стыдно за радость от того, что вновь удалось испытать это чувство полета, ведь она уже была уверена, что больше никогда не полетит. Но она изо всех сил цеплялась за эту тихую горчащую радость, загоняя подальше невыносимое желание завыть во весь голос от того, КАК и ГДЕ это было в ее последний раз, и от понимания, почему больше этого не случится с ней никогда.

В этот момент за стенкой у соседа на полную громкость — видимо, забыл с вечера сделать звук потише, — включилось радио, которое он использовал в качестве будильника, ставя таймер на нужное время. На «Нашем радио» словно в изощренной издевке, солист «Наутилуса» тщательно проговаривал-выпевал слова:

…Мы все потеряли что-то

на этой безумной войне.

Кстати, где твои крылья,

которые нравились мне?

Где твои крылья,

которые нравились мне?

Где твои крылья,

которые нравились мне?

Пам-пам-пам-пам-пам…

Декабрь, 2022.

В тексте использовались слова песни «Крылья», группы «Наутилус Помпилиус».