Крылья беркута

Сон не идет. В голове громоздкие думы. Бесконечно тянется ночь.

Подобрав ноги и прислонившись к стене, Надя сидит на постели и смотрит в черноту окон. Не видно ни зги.

Нет, ей не надо завтра идти. Не надо! А как она может не пойти? Живешь в монастыре — подчиняйся монастырскому уставу. Поговорить с матушкой игуменьей? О чем? Ведь она сейчас рассуждает сама с собой, себе может говорить все, что думает, себе может объяснить, почему в голову приходят всякие мысли, но этого не скажешь игуменье. Да и никому другому не скажешь, даже бабушке Анне...

Глава двадцатая

Сославшись на головную боль, Надя отказалась идти в трапезную, хотя бабушка Анна и упрашивала ее, уговаривала пересилить недомогание.

— Тут болящих не любят! Чуть что — сразу спровадят в лазаретную, а туда, сказывают, лучше не попадайся; да и не знаю, смогу ли навестить тебя: на хозяйственный двор не больно проберешься. И опять же, сегодня крестный ход, спросят: где ты?

— Сама скажу! Все равно надо идти к игуменье, отпрашиваться.

Из трапезной бабушка Анна вернулась расстроенная и огорченная.

— Велено тебе в лазаретную, — чуть не плача сказала она. — Сестра Евпраксия заприметила, что тебя нет, и пристала с расспросами. Разозлилась, когда я сказала, что тебе неможется. Она, видишь, наметила, чтоб ты несла икону. Рассерчала, страсть! Всякие нехорошие слова! Ну, да бог с ней. Слышишь, во все колокола ударили?! Крестный ход начинается. А это тебе кусочек хлебушка, с водичкой поешь, да гляди, чтоб никто не заметил. Ну, я побегу.

— Бабаня, так мне велено идти в лазарет?

— После молебствия пойдешь. Так матушка Евпраксия приказала.

Надя не торопилась уходить из кельи, она съела хлеб, запила водой и, прикидывая в уме, что крестный ход уже изрядно удалился от монастыря и приближается к городу, не спеша оделась и вышла во двор.

По ее расчетам в это время должна была дежурить Лиза.

Лиза издали заметила Надю и приветливо махнула рукой.

— Ты почему осталась? Или не взяли?

— Захворала. Сестра Евпраксия велела идти в лазаретную, а я хорошо не знаю, где она.

Лиза рассказала, как туда пройти.

Больных в лазаретную обычно сопровождал кто-нибудь из стариц, но Надя была сестрой Ирины Стрюковой, и то обстоятельство, что девушка шла одна, не вызывало у Лизы никакого подозрения — она беспрепятственно пропустила Надю.

На хозяйственном дворе, сразу же за воротами, начинались постройки — громадные каменные сооружения.

Надя пошла не вправо, как советовала Лиза, а взяла левее и очутилась у амбаров. Амбары шли в два ряда; один вытянулся вдоль монастырской стены, и казалось, что нет ему конца; напротив выстроились еще несколько; они были пониже, поприземистее своего соседа-великана.

Сюда, видно, редко кто заглядывал, и снег лежал ровным пластом — нигде никаких следов.

Надя шла по скрипучему насту, то и дело проваливаясь почти до колен.

Где-то в стороне послышались голоса. Надя остановилась, прислушалась: не сюда ли идут? Увидят ее, спросят: «Зачем здесь?» Что она ответит? Не говорить же, что она ищет лазарет между амбарами. Надя подумала — похоже, ее затея ни к чему не приведет. У амбаров стены высокие, замки на дверях, пробраться внутрь невозможно. Была бы хоть какая-нибудь лестница, чтоб подняться до крыши, а там через отдушник на подлавку, а уж дальше — само дело покажет.

Впереди, в промежутке между двумя амбарами, стоял железнодорожный вагон. Обыкновенная теплушка. Надя удивилась: каким же образом мог попасть сюда вагон? Подойдя ближе, рассмотрела, что он стоит на рельсах, и поняла — здесь проходит железнодорожный путь, но его не видно под снегом.

Значит, к амбарам хлеб подвозили в вагонах?!

Обойдя вагон, Надя увидела далеко в конце двора еще одни железные ворота.

Досадуя, что задумка так и не осуществилась, Надя решила: пора уходить. Но тут ее взгляд упал на замок, висевший на двери большого амбара. Ей показалось, что это был точно такой замок, каким запиралось подземелье Стрюкова.

А что, если?..

Она быстро повернула пластинки, и когда из букв сложилось слово «Ирина», замок, шурша, открылся.

Замок Ивана Никитича! Не случайно же он сюда попал. Не могло того быть, чтоб монастырь временно взял замок у Стрюкова.

Надя торопливо открыла дверь и очутилась в амбаре. Перед ней был небольшой тамбур, выгороженный из толстых досок, стены его поднимались почти до крыши. Что же там, за этими дощатыми стенами?

По деревянной лесенке Надя поднялась вверх. Закрома были до краев заполнены чем-то и покрыты парусиновым пологом. Надя приподняла край полога и увидела пшеницу — зерно к зерну... Она забралась на полог и посмотрела вдаль — конца амбара не видно, он терялся в темноте, но куда хватал глаз, всюду виднелся сероватый полог. Сколько же здесь хлеба? Да его возить — не перевозить! Но игуменья сказала, что в монастыре хлеба нет. Как же это так? Быть может, она не знает?

Надя торопливо спустилась вниз, заперла замок.

— Ну что, не принимают? — спросила ее Лиза, когда она подошла к калитке.

Надя, занятая своими мыслями, не сразу сообразила, о чем спрашивает караульщица.

— Не принимают в лазаретную? — повторила Лиза.