Крылья беркута

— Ирина Ивановна, что с вами? — воскликнул Викулов, весело взглянув на Виктора, выражением смеющихся глаз показывая снисходительность тому, как не сильна на выпивку гостья.

А Олюшка обняла Надю за плечи.

— Вам нехорошо? Да? После вина? Может, дать воды?

Увидев готовые брызнуть из глаз Нади слезы, она удивленно сказала:

— Вы... плачете? Ирина Ивановна!

Молчавшая все время Васена, занятая, кажется, только вином, презрительно ухмыльнулась.

— Ни черта не понимают! — проронила она. — Тоже мне, люди!

— Господа, — сказала Надя сдавленным голосом, — знаете, господа, мне известно, что отца застрелил студент Шестаков, а это, значит... это, значит, был Обручев?

За столом наступило замешательство.

Страшное известие оглушило Надю, она с трудом сдерживалась, чтоб не разрыдаться от горя и обиды на себя. Ведь это от нее Шестаков узнал, куда едет Семен, значит, это она выдала Семена... Ей вспомнилось, как они оба зашли к ней в комнату, как потом Кобзин вызвал к себе Семена, а Шестаков стал расспрашивать ее, куда же собирается Маликов... Нет, сейчас плакать нельзя! Надо, чтоб эти ничего не заметили, ничего не заподозрили. Надо еще немного посидеть и уходить, чтобы... снова встретиться с Шестаковым-Обручевым.

При одной мысли, что Шестаков сейчас в штабе Кобзина, что он втерся комиссару в доверие и, стало быть, может натворить невесть каких бед, Наде захотелось сию же минуту бежать туда. И еще ей захотелось выхватить гранату и метнуть прямо на стол, чтоб ни одного не осталось из этих, кто радуется успехам Обручева.

Васена, слегка пошатываясь, подошла к Наде и, опустив руки на ее плечи, сказала:

— Ирина Ивановна, хватит, к чертям! Не надо киснуть.

— Я и не кисну, — ответила Надя. И подумала, что ей и действительно сейчас надо собрать все свои силы, и не выдать себя перед контрразведчиками, и не показать, что творится у нее на душе.

— В жизни действительно много грусти, — снова заговорила Васена. — Но мы вас развеселим. Зубов! — крикнула она. — Налейте! А ты, Оля, спой нам...

— Я с удовольствием, — поспешно согласилась Олюшка. — Мою любимую! — Она подала Виктору гитару и запела.

Изрядно подвыпивший Зубов подсел к Наде, хотел что-то сказать, но, увидев ее бокал, полный до краев, поднял его и заорал:

— Наша гостья не пьет! Господа! Бокал мадемуазель Стрюковой полон!

Надя молча взяла из его рук бокал, поставила на стол.

— Не обижайтесь, — сказала она. — Сегодня я не могу пить. — И, обращаясь ко всем мужчинам, спросила: — Господа, у кого есть папиросы?

Первым подал Виктор.

— Спасибо, — поблагодарила Надя. — Спички?

К ней снова подсела Оля.

— А вы и вправду, Ирина Ивановна, не тоскуйте.

Ее поддержала Васена.

— Ирина Ивановна, скажите, пожалуйста, вы долго были в женском батальоне смерти? — спросил Викулов.

— До его расформирования, — не задумываясь, ответила Надя.

— А убивать вам приходилось? — спросила Оля.

Надя медленно затянулась папиросным дымом и так же медленно, будто старательно подбирала каждое слово, сказала:

— Я помню, в одного штабс-капитана пять пуль всадила...

Викулов оторопело глянул на нее.

— В штабс-капитана? — переспросил он. — Он что же, был большевик?

— Нет, — неохотно ответила Надя. — Противно вспоминать. Дело в том, что и среди офицеров много подлецов.

— Браво, браво! — закричала Васена.

— Собрали девушек в батальон. Мы дали клятву: бороться за Россию. И не жалели жизни... А офицеры смотрели на нас, как на проституток. Вызывали к себе в номера... Как этот штабс-капитан...

— И вы его, значит, к праотцам? — хохотнув, спросил Викулов.

— Я, господа, ненавижу подлость.

— А вообще во врагов вам приходилось стрелять? — спросила Васена. — Сколько человек вы убили?

— Мало.

— А мне уже надоело расстреливать, — сказал Зубов. — Понимаете, надоело! Скучнейшая операция.

В комнату вошел полковник Рубасов. Виктор схватился за голову.

— Папа, я забыл пригласить к тебе Ирину Ивановну.

— Гора не идет к Магомету, Магомет пойдет к горе, — усмехнувшись, сказал Рубасов. — Господа, прошу отпустить на несколько минут мадемуазель Стрюкову. Прошу вас, поручик.

В кабинете Рубасов любезно пододвинул кресло.

— Располагайтесь.

Надя села. Села, думая о предстоящем разговоре. Каким он будет? Видимо, это и есть тот самый разговор, которого она ожидала.

Все же ей надо было уйти немного раньше, хотя бы двумя-тремя минутами раньше, и эта встреча не состоялась бы. Но об этом думать поздно.

— Грустите?

— Голова болит.

— Нервы. И рад бы помочь, но... — Рубасов развел руками. — О вас справлялся атаман.

Надя поблагодарила.

— Он просил узнать: вы решили остаться у нас, или уедете в Гурьев? Он советовал ехать туда. Просил дать охрану. Между прочим, атаман считает, что там больше возможностей для создания женского батальона.