Крылья беркута

Ехать ли? Можно и здесь, не въезжая во двор, сказать все, что нужно... Долго не раздумывая, понимая, что Рухлин уверен: не поедет, побоится, — Надя толкнула Орлика стременами, и он наметом вынес ее на середину двора, почти к самому лабазу, где на плоской крыше громоздился аккуратный стожок сена — запас на случай непогоды.

Из полуоткрытых дверей лабаза вырывались густые клубы пара. Послышалось конское ржанье. Орлик под Надей забеспокоился, запрядал ушами, заплясал на месте. Оглянувшись, Надя увидела неподалеку Ивана Рухлина — он торопливо шел к ней, и еще увидела: двое мужчин закрывают ворота — это были Симон Рухлин и Минька. В голове промелькнула мысль: значит, все время, пока она разговаривала с рыжим, эти двое стояли у ворот, слышали каждое слово. Скорее всего, так велел им Иван. И ворота закрыли тоже, видимо, не без его приказа.

— А ну, пускай откроют ворота. Слышишь? — строго и решительно потребовала Надя.

— Не боись. Не тронем.

— Я и так не боюсь.

— Днем неладно вышло, — оставаясь на расстоянии, сказал Рухлин.

— Не будем повторяться, — оборвала его Надя.

Рухлина крайне удивило и насторожило то обстоятельство, что Надя так смело въехала во двор. И в голосе ее — никакой слабинки. Почему? Может быть, то, что он принял у калитки за ее растерянность и испуг, было не чем иным, как уверенностью в своей силе и безопасности? А он принял кажущееся за сущее? И опять же, эта сквернавка говорит: приехала по делу. Не сама же она придумала какое-то дело, скорее всего, комиссары послали. Не успеешь глазом моргнуть — налетят, и поминай как звали.

— Я совсем не к тому заговорил, чтоб повторяться. Ты, Андреевна, позабудь всю энту сегодняшнюю хурду-мурду. Чего на свете не бывает? Сказывай: по какому делу?

Да, Рухлин ее все-таки побаивается. Вон как запел! А не хитрит ли, рыжая лиса? Ну, да некогда рассусоливать, на дворе почти совсем стемнело.

— За то, что было днем, тебя следовало в ревтройку отправить, проучить, чтоб рукам воли не давал! А я тоже — раскиселилась, как дура... Дело у меня вот какое: запрягай в сани с сеном лошадь и давай за мной.

— Куда? — настораживаясь, спросил он.

— Туда, куда нужно. Следом за мной.

— Надолго?

— Свалишь у Васильевой сено и вернешься.

— Это что же, грабеж? — снова наливаясь гневом, заорал Рухлин.

— По-твоему, может, и так. Обсуждать не будем. Давай побыстрее, время не ждет.

Подошли Симон и Минька.

— О чем беседа? — любезно спросил Симон и, выслушав брата, спокойно, но категорически заявил: — Никто никуда никакого сена не повезет. Вот так, лапушка!

— А я вам никакая не лапушка! — резко оборвала его Надя. И подумала, что, кажется, напрасно затеяла всю эту историю. Конечно, один воз сена не разорит Рухлиных. И не в этом дело. Не следовало одной браться. Надо было заявить в ревтройку. Вот что надо было сделать! Там разбирались бы, как положено. Пожалуй, еще не поздно повернуть дело, и Надя сказала:

— Если не повезете, за мной — в ревтройку! Все трое, скопом!

— Да ты что, Андреевна! — даже не пытаясь скрыть испуга, крикнул рыжий Рухлин.

— А то, что там получше моего во всем разберутся. Айдате! — приказала Надя и тронула коня.

Наперерез ей бросился Симон Рухлин и вцепился в узду.

— Нет, так не будет! И мы никуда не пойдем, и тебя не отпустим. Разговор здесь прикончим!

Надя рванула повод, конь взвился на дыбы, но Симон не выпустил из рук узды.

Словно опомнившись, что-то крикнул ему Минька.

— Слазь, паскуда! — свирепея, заорал Иван и, схватив Надю за ногу, потянул вниз.

— Папаша, бросьте! — крикнул Минька и кинулся к отцу. — С ума сошли! Бросьте!

Надя почувствовала, что ей не удержаться в седле, выхватила наган и пальнула вверх. Тут кто-то вывернул ей руку, она выронила наган и свалилась на землю. Чья-то рука зажала ей рот.

— Давай поднимайся, — ударив Надю носком сапога, сказал Симон. — Иди в избу. Там поговорим. Да смотри, не вздумай визжать — напрочь голову откручу!

— Я те сразу влеплю в дыхало, — добавил Иван, потрясая перед лицом Нади ее наганом.

— Папаша, дядя Симон, отпустите, себе ж хуже делаете! — снова заговорил Минька.

По его тону Надя поняла: разговор о ней был и раньше.

— Молчи, щенок! — прикрикнул рыжий Рухлин. — А то спущу штаны и насыплю горячих.

Договорить ему не удалось — в ворота с силой застучали чем-то массивным. Братья Рухлины без труда догадались — бьют прикладом винтовки.

Так вон оно в чем дело — приехала одна, а за ней следом другие... Кто скажет, кто знает — сколько? Одним словом, влопались!

Надю отпустили, старший Рухлин сунул ей в руки наган.

— Забирай свое хозяйство.

— Именем революции — открывай! — послышалось из-за ворот.

— Ну что, не я говорил вам? — в отчаянии прошептал Минька и побежал к воротам.

А там уже топтался Орлик, по голосу узнавший своего хозяина.

Глава десятая

Домой Надя вернулась поздним вечером. Печка стояла нетопленная, в комнате было холодно.