Крылья черепахи

Он нерешительно переступил с ноги на ногу, открыл рот, собираясь как-то начать, и вдруг понял, что сказать ничего не может. Это была Клара. Она. Единственная на свете, других таких нет. И не было, и никогда не будет. Она ждала и смотрела на него, прищелкивая в нетерпении пальчиками, а он, растеряв все слова, стоял и молчал, забыв закрыть рот, все более поддаваясь тихой панике, и не мог выговорить ни слова. Он знал, что нужно говорить в таких случаях. Но это была Клара, и заготовленные заранее фразы, придуманные человечеством в незапамятные века, казались сейчас беспросветно убогими, и было мучительно, и было невозможно… Мелькнула мысль: тот, кто умеет говорить о своей любви – не любит. И от этой мысли стало немножко легче.

— Так вы ко мне?

— Д-да, — с трудом выговорил он. — Вы… вы меня помните?

Она покачала головой.

— Я был у вас около трех месяцев назад, — сказал Ксавье, — пациентом. Я еще окно тогда разбил, помните?

— Не вы один, — Клара пожала плечами. Эти плечи хотелось обнять. — Все бьют. Так что вы мне хотите сказать? Только быстрее, прошу вас. Вы по делу?

Она была равнодушна. Она была неприступна, как снежный пик. От нее веяло холодом.

— Я вот что, — сказал Ксавье. — Я тут э-э… проходил мимо и подумал… — «Господи, что несу!» – ужаснулся он. — Я подумал, что, может быть, вы сейчас свободны и мы могли бы слетать вместе э-э…

— В долину Счастья? — спросила Клара.

— Д-да, — растерянно сказал Ксавье. — В долину Счастья. А как вы догадались?

— Все предлагают именно туда. Я вам нравлюсь?

Ксавье кивнул.

— Может быть, вы даже любите меня? — спросила Клара.

— Да, — сказал Ксавье. Он чувствовал, как его лоб покрывается бисеринами пота. — Да. Я вас люблю.

— Тем хуже для вас, — сказала Клара. — Впрочем, я вам сочувствую. Но, видите ли, дело в том, что я вас не люблю. Я вас даже не помню.

Ксавье отступил на шаг. Украдкой облизнул пересохшие губы. Что ж, этого следовало ожидать, к этому надо было быть готовым. Тоже мне – размечтался, расслабился… Лопух. А ведь она права: кто я такой, чтобы мечтать о ней? Нет, надо начинать как-то иначе, с нуля, может быть, с примитивных традиционных ухаживаний, настойчиво и расчетливо, как это ни противно…

— Не надо, — сказала Клара. — Пожалуйста, не надо. И цветов тоже не надо, пожалейте рощу. Уходите, прошу вас.

— Почему? — спросил Ксавье. Перед глазами у него плыло. — Я вам неприятен?

— Вы мне безразличны. Извините меня, но мне сейчас действительно трудно. Может быть, вы избавите меня от объяснений?

— Да-да, — Ксавье кивнул, и слипшаяся прядь волос упала ему на глаза. — Конечно. Разумеется. Могу я прийти еще?

Она покачала головой.

— Но почему?!

— Потому что прошло время, когда меня это забавляло, — сказала она. — Вы еще не поняли? Ведь говорили же вам, что вы сюда еще вернетесь… да мы каждому это говорим. И никто не делает выводов. Возвращаются, лепечут, потеют… Одно и то же. Обычно по одному в день, это бы еще ничего, но сегодня из-за этого суда вы у меня уже третий. Одно и то же, одно и то же… все вы одинаковы. Максут говорит, что это что-то вроде первой детской любви, со временем проходит. Не приходите больше, прошу вас. Не придете?

— Приду, — упрямо сказал Ксавье. — Врет ваш Максут. У меня это не пройдет.

Она пожала плечами. Ее белый халат мелькнул в дверях приемной, превратился в светлое пятно в полутьме коридора. Она уходила – навсегда. Ксавье чувствовал, что навсегда.

— Стойте! — крикнул он вслед. — Хоть скажите: каким нужно быть, чтобы вам понравиться?

Светлое пятно колыхнулось – Клара оглянулась через плечо. Ксавье был рад, что не видит сейчас ее лица. Мысленно он обозвал себя идиотом. Вопрос был из проигрышных, хуже некуда.

— Вам это действительно нужно знать?

— Да! — рявкнул он. — Мне это нужно знать! Так каким?

Светлое пятно пропало, видимо, Клара свернула в боковой коридор.

— Не таким, как вы, — донеслось уже откуда-то издалека. — Всего вам доброго…

Бормоча под нос ругательства, Ксавье двинулся прочь. Он чувствовал себя униженным. Униженным сознательно, будто с ног до головы облитым жидким пометом – не отмыться. «Не таким, как вы»! А каким?! И ведь верно, предупреждали же: «Мы знаем, когда вы к нам вернетесь и зачем вы вернетесь…» Знали заранее, сволочи!

В здании было тихо, оно казалось вымершим. В мусорном баке на выходе Ксавье заметил букет цветов – точно таких же желтых бутонов, еще не увядших, ярких. Сегодняшние… Поколебавшись, он бросил в бак и свой букет. Все.

Тень от «родильного дома» осталась позади, в затылок уперлось яростное солнце. На этот раз робота нигде не было видно – его счастье, — зато откуда-то совершенно неожиданно вынырнул Шлехтшпиц. На его лице было написано сочувствие.

— Отвергла? — спросил он, поравнявшись. Ксавье бросил на него мрачный взгляд. — А объяснила почему?

— Потому что я такой же, как все, — сказал Ксавье со злостью.

— И правильно, — Шлехтшпиц кивнул. — Так и должно быть. Женское тщеславие подпитывается не количеством претендентов, а их разнообразием, вы этого не замечали?

— Тварь, — пробормотал Ксавье. — Что ей нужно?