Крылья древнего ящера

– Случилось что? – не очень свежее лицо Ренальдини стало серьёзным. Сон длился всего двадцать семь часов, но след полуанабиоза просто так с себя не стряхнёшь.

– Попал под перегрузки…

– Да это ясно. Торможение было дольше?

– Не знаю, дольше ли; может "Аквариум" от меня избавился раньше…

– Да ну… Ли Даогунь застрелится, если на его системе неположенная пыль появиться. Я, вот, почти три месяца проспал, доверился ему как отцу.

– Медведи по полгода спят.

– О, мы уже способны шутить! Но видуха у тебя, если честно, призывает к пессимизму. Спрячься на время, – он полуобхватил Врежа и потащил в коридор. – А то спросонья кто-нибудь инфаркт схватит… а ты, наоборот, лечить должен.

И уверенно подавляя сопротивление, улыбаясь на все тридцать два, он препроводил его к себе в купе. Отсиживался там Бакунц часа два. Он обработал раны, удалил кровь с костюма. Наконец – шаги, и в купе вместе с Сандро влетел Уэддоу.

– Как же это так! Какая несерьёзность! – командир начал ему выговаривать как школьнику. – Мало приключений за полёт… Проснуться, видите ли, пораньше захотелось…

Вреж его не очень-то слушал: уж кто бы…

Теперь с занесённым в память хронолога замечанием, он стоял около полюбившегося иллюминатора в незаселенной части корабля. Привязанности индивидуума: хорошо здесь и всё тут; но только мне одному… За иллюминатором как раз проплывала "шестёрка". Вреж хорошо помнил её снимок, переданный "Зевсом", и сейчас перед ним была именно она: уже почти два солнца. Может и планеты уже можно разглядеть? Да нет, конечно. Уплыла, опять – тьма, чувствовалось, что после торможения корабль вращался быстрее.

К нему подошёл Зимогляд. "Теперь каждый меня будет рассматривать" – подумал Бакунц, но Эдуард заинтересованно уставился в непроницаемый сейчас иллюминатор. Выплыл хоровод звёзд, затем – голубое пятнышко и прилипшая к нему "шестёрка"…

– Видел? – царственно протянул Зимогляд.

– Что… Что? Туман? "Шестёрка" в туманности… А анализатор что выдал по этому поводу?

– Ничего, насколько я знаю. Предупреждений, по крайней мере, не было.

– Вот летим… Ну и экспедиции Центр собирает: считай вообще без приборов.

Зимогляд как-то многозначительно молчал. Наверно его самолюбие первооткрывателя пело сейчас свою песню. Область в пространстве голубого цвета, скорее всего туманность, окутывала их объект полёта, к которому столь тупо летел месяцы, обвитый утонченной аппаратурой "Арамис". Но эмоции и выводы – потом. Тем более что навигаторы уже готовились, видимо, сказать своё слово: всех громко звала Моника. Вреж и Эдик подошли первые.

– Сферу видели?

– Для неё это – сфера.

– А твои приборы её видели?

– Было бы что страшное – они бы не смолчали. Командир эту голубизну должен тоже видеть, ведь мы, наверное, уже сближаемся.

– Не похоже, что сближаемся: не так сильно вращались бы.

– Кстати, полиция наша должна уже отправляться в свой танк, пусть посмотрит на этот туман живьем.

– Как же, в этих капсулах много чего увидишь… Не могут сделать прозрачные конструкции: ведь всё равно же направленный перевод – в скафандрах.

– Вы бы Уджаяни сюда приволокли бы, а то ведь ему, должно быть, тяжело шевелиться-то. – Высказавшись, Моника, тем не менее, пошла за ним сама.

Как по волшебству тут же в дверь заглянул Шеметов.

– Здорово!

– И здоровей выдали…

Вреж поднял голову. Впервые за долгое время он услышал русскую речь. Многоязычие "Арамиса" сводилось к официальному эсперанто, почти все владели английским, которым иногда также пользовались. Остальные же языки были уделом лишь соотечественников и всё это несмотря на то, что каждый владел пятью, а то и более языками. Например: с Даниэлем Жанкевски Вреж мог бы изъясниться и на французском, и на армянском, но всё равно изъяснялся на эсперанто. Наверно так было привычнее, а может и ещё почему. Шеметов и Зимогляд разминали языки:

– Когда перелетаешь?

– Да сейчас. Даниель, вот, подойдёт…

– Туманность видел?

– Да показали… Но я не разбираюсь. У меня другая профессия.

Тяжелая поступь. Это – Уджаяни, подталкиваемый Моникой.

– Ну, где? Что там? Туманностей не видели никогда? Такая срочность.

– Вот, посмотри. Ртутная составляющая почему-то, вон там, подскочила. – Моника любила ясность и не обращала внимания на эмоции неповоротливого коллеги. – Надо спектрограмму сделать при отключенном анализаторе.

– Ну и как ты это сделаешь? – снисходительно протянул коллега. И после паузы: – Анализатор, если бы и сделал аварийный выброс, то сработали бы минимум три защиты. А этот скачок – простой послевакуумный дефект электродов. Туманность инертна, в норме то есть.

– Как ты прямо так уверен?

– А я медлительный оттого, что внимательный. Всё в норме. Другое дело, почему о туманности этой не было информации? Что она, только появилась?

– Нет, ты уж давай делай спектрограмму, – чеканно, с видом знатока постановил Денис, тронув на переносице очки.

– Слышишь, полицейский! Давай Рей заменит тебе твою оптику на что-нибудь посовременнее. – Моника так резко сменила тему, что неподготовленный Шеметов покраснел. Заулыбались и остальные, видя попадание в точку.