Читаем Крылья голубки полностью

Для нашего обеспокоенного друга это стало к концу недели просто нормальной реакцией, так что в одно прекрасное утро он проснулся с таким острым ощущением, что сыграл некую роль, что ему понадобилось все самоуважение, чтобы это ощущение побороть. Он ни в коей мере не утверждал на Ланкастер-Гейт, что, как человек преследуемый – преследуемый неотвязными воспоминаниями, – он стал безопасен; но та мера, в какой миссис Лоудер принимала, одобряла и толковала его новый облик, практически налагала на него всю тяжесть подобного утверждения. То, чего он сам ни в коей мере не утверждал, непрестанно утверждалось ее манерой поведения: она считала его столь поглощенным воспоминаниями и столь безопасным, что не придавала ему значения. Однако к его услугам для благой цели всегда был такой элемент, как честность, и он к тому времени, как оделся, успел принять план поправок.

Они стояли уже у самого порога Рождества, но это Рождество, как и во многие другие годы в Лондоне, было огорчительно мягким: мягок был неподвижный воздух, свет был мутен и сер, огромный город казался опустевшим, а в Парке, где зеленела трава, где паслись овцы, где щебетало множество птиц, прямые дорожки уходили в медлительность и уединение укрытых туманом аллей. В это утро Деншер, еще не выйдя из дому, крепко держался решения пойти на жертву ради сохранения собственной чести; с этим решением он отправился на ближайший почтамт и зафиксировал его в телеграмме. Более того, он думал о своем поступке как о жертве только потому, что он, по некоторой причине, ощутил это как усилие. Характером «усилия» наделило его поступок предполагаемое сопротивление Кейт, не менее вероятное, чем по поводу прошлых просьб: именно поэтому – возможно, того не сознавая, – он постарался сделать телеграмму убедительной. Телеграмма – как напоминание о часах нежности – могла показаться молодой женщине за почтовой конторкой довольно загадочной, однако там было много всего, так или иначе говорившего о богатстве порывов и стоившего ему целых два шиллинга. Несколько позже в тот же день, когда в Парке он мерил шагами одну из их давних любимых аллей, какой-нибудь циничный критик мог бы предположить, что молодой человек обдумывает возможность каким-то образом вернуть свои деньги. Деншер ждал. Но ему приходилось ждать и прежде: Ланкастер-Гейт был угрожающе близок – рукой подать, но Кейт ведь раньше шла на риск, пренебрегая этой угрозой. К тому же риска теперь стало существенно меньше благодаря странному повороту в их отношениях; вопреки этому, медля и вглядываясь сквозь туман, Деншер казался гораздо мрачнее.

Кейт наконец пришла, с той стороны, откуда он ее меньше всего ожидал, словно она шла от Мраморной арки: однако приход ее уже являлся ответом – и это было великое дело; ответ читался на ее лице и был ему так по душе, даже после ответов тетушки Мод, как с самого возвращения в Лондон не было ему по душе ничто другое. По правде говоря, на его телеграмму Кейт не ответила, и, поскольку она запаздывала, он начинал уже опасаться, что, интуитивно предполагая, на чем он снова собирается настаивать, она могла принять решение – впрочем, не такое уж для нее легкое – лишить его этого шанса. У него, конечно, будут – она это знала – еще другие шансы, но этот она, по-видимому, сочла особенно опасным. Это, как чувствовал и сам Деншер, как раз и было причиной, почему он так все подготовил, и он радовался даже, когда ждал, тому, что́ могли создавшиеся условия сказать ему об их более простых и значительно лучших временах. Пусть это был самый короткий день года, он мог бы, нет, он реально оказался на том же самом месте, по капризу природы, столь же пригодным для их цели, как послеполуденные часы тех солнечных дней, когда они устраивали свои первые свидания. У Деншера на виду то одно, то другое дерево на зеленой траве простирало обнаженные ветви над парою стульев, где когда-то они с Кейт имели обыкновение сидеть и где теперь – ведь они и правда могли посидеть здесь – они сумели бы вместе восстановить в памяти чистоту и ясность их лучших времен. Как бы то ни было, именно это и читалось на лице Кейт, когда своей стремительной походкой она приближалась к Деншеру. Стремительные ее движения, все более приближавшие девушку к нему, с самого начала, надо сказать, очень ему помогли, хотя бы тем, что заново продемонстрировали, как невероятно прекрасно она выглядит. Так оно и бывало всегда, он, разумеется, помнил этот, вовсе не редкостный, феномен, что в определенные моменты он всегда чувствовал, что Кейт еще прекраснее, чем когда-либо раньше: одним из таких моментов, например, все еще живущих в его памяти, было ее появление, под бдительным оком тетушки, на Ланкастер-Гейт во время обеда после его приезда из Америки; другим – то, как она выглядела там же всего два воскресенья тому назад, – тот ее свет, поразивший глаза, привезенные им из Венеции. Вот и сейчас, пока протекала минута или две, он ощутил, как ощущал в тех, других случаях, смутный страх перед особой печатью судьбы, явленной ему в эти моменты.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Большие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века
Рукопись, найденная в Сарагосе
Рукопись, найденная в Сарагосе

JAN POTOCKI Rękopis znaleziony w SaragossieПри жизни Яна Потоцкого (1761–1815) из его романа публиковались только обширные фрагменты на французском языке (1804, 1813–1814), на котором был написан роман.В 1847 г. Карл Эдмунд Хоецкий (псевдоним — Шарль Эдмон), располагавший французскими рукописями Потоцкого, завершил перевод всего романа на польский язык и опубликовал его в Лейпциге. Французский оригинал всей книги утрачен; в Краковском воеводском архиве на Вавеле сохранился лишь чистовой автограф 31–40 "дней". Он был использован Лешеком Кукульским, подготовившим польское издание с учетом многочисленных источников, в том числе первых французских публикаций. Таким образом, издание Л. Кукульского, положенное в основу русского перевода, дает заведомо контаминированный текст.

Ян Потоцкий

Приключения / Исторические приключения / Современная русская и зарубежная проза / История

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза
Недобрый час
Недобрый час

Что делает девочка в 11 лет? Учится, спорит с родителями, болтает с подружками о мальчишках… Мир 11-летней сироты Мошки Май немного иной. Она всеми способами пытается заработать средства на жизнь себе и своему питомцу, своенравному гусю Сарацину. Едва выбравшись из одной неприятности, Мошка и ее спутник, поэт и авантюрист Эпонимий Клент, узнают, что негодяи собираются похитить Лучезару, дочь мэра города Побор. Не раздумывая они отправляются в путешествие, чтобы выручить девушку и заодно поправить свое материальное положение… Только вот Побор — непростой город. За благополучным фасадом Дневного Побора скрывается мрачная жизнь обитателей ночного города. После захода солнца на улицы выезжает зловещая черная карета, а добрые жители дневного города трепещут от страха за закрытыми дверями своих домов.Мошка и Клент разрабатывают хитроумный план по спасению Лучезары. Но вот вопрос, хочет ли дочка мэра, чтобы ее спасали? И кто поможет Мошке, которая рискует навсегда остаться во мраке и больше не увидеть солнечного света? Тик-так, тик-так… Время идет, всего три дня есть у Мошки, чтобы выбраться из царства ночи.

Габриэль Гарсия Маркес , Фрэнсис Хардинг

Фантастика / Политический детектив / Фантастика для детей / Классическая проза / Фэнтези