Крылья голубки

После этих слов наступил момент, когда взгляд Милли, по-видимому, выражал одну из двух возможностей: то ли она лишь смутно помнила об обещании, то ли само имя мистера Деншера ничего ей не говорило. Но ведь на самом деле она не могла лишь смутно помнить об обещании, ничем этого не объясняя, быстро сообразила собеседница Милли; должно быть, обещание было дано определенному лицу, чтобы от него так резко отреклись. В конечном результате Милли, естественно, признала мистера Мертона Деншера, того необычайно «блестящего» молодого англичанина, что появился в Нью-Йорке в связи с каким-то литературным заданием – не так ли? – незадолго до их отъезда и раза три-четыре посетил Милли у нее дома в краткий период между поездкой в Бостон и последовавшим за тем пребыванием у нее ее теперешней собеседницы; однако потребовалось множество напоминаний, прежде чем девушка припомнила, что она вскользь говорила этой самой собеседнице, сразу же после заявления персонажа, о котором у них теперь идет речь, что он абсолютно уверен: Милли никогда не совершит столь ужасающего поступка, как посещение Лондона, без того, чтобы заранее, как теперь говорят, отыскать себе подходящего «кавалера». Она оставила его наслаждаться собственной уверенностью, форма выражения которой могла показаться чуть слишком фривольной, – это она снова подтвердила; она не сделала ничего ни для того, чтобы ухудшить такое впечатление, ни чтобы его улучшить; тем не менее она так же оставила миссис Стрингем – в этой связи и в это время – в глубоком сожалении о пропущенных встречах с мистером Деншером. Она ведь снова вспоминала о нем после того, наша старшая из двух дам, к тому же она успела заметить, что Милли, казалось, вовсе о нем не вспоминает, а ведь наивная девочка могла бы легко выдать себя, если это было не так; и интересующаяся всем, что касалось Милли, Сюзан приняла про себя решение – исключительно про себя и довольно равнодушно, – что, для разнообразия, с молодым англичанином можно было бы свести знакомство поближе. То, что он вообще оказался их знакомцем, было одной из тех знаменательных черт, какие в первые дни помогли Милли – юной девушке с открывшимся перед нею миром – стать объектом удивленного и сочувственного интереса. Одинокая, осиротевшая, беззащитная, однако обладающая другими знаками силы – большим домом, большим состоянием, большой свободой, она несколько позже стала принимать у себя, несмотря на свои юные годы, как могла бы принимать у себя женщина в зрелом возрасте, точно так, как поступали принцессы, соблюдавшие свои обязанности перед обществом и потому рано повзрослевшие. Если миссис Стрингем удалось до этих пор выяснить, что мистер Деншер уехал из Нью-Йорка куда-то еще, в связи со своим заданием, перед ее собственным приездом к Милли, ей оказалось теперь не так уж трудно узнать, что он снова приезжал на пару дней, как раз во время ее второй экскурсии в Бостон, то есть что он в итоге опять появился один раз, по пути на Запад; как она полагала, заезжал он из Вашингтона, хотя исчез с глаз долой, когда она вернулась, чтобы сопутствовать Милли, отъезжавшей в Европу. Раньше миссис Стрингем и в голову не приходило что бы то ни было преувеличивать, не приходило в голову даже, что она на это способна; но ей показалось, что в тот вечер она узнала в этом отношении достаточно такого, что могло отвечать порожденной ее новым знанием концепции, естественной концепции, что здесь кроется нечто большее.