Крылья холопа

Так молчаливо согласились они друг с другом. Согласились, да поступили наоборот. Долго оба крепились, стараясь и не упоминать про летучих мышей, а потом…

— Будь что будет! — махнул рукой Никодим. — Двум смертям не бывать… А греха нашего нет… Мы с крестом… Слышишь, внучек: с крестом и молитвою.

Лиха беда начало. Прошло всего несколько дней, а вскрытие летучих мышей уже не вызывало и намека на омерзение, стало привычным делом. Приступали они к нему только с ночи, когда можно было не опасаться прихода какого-либо незваного гостя. Дверь в избушку подпирали изнутри дубовой жердью, а волоковое оконце, и без того не пропускавшее света, занавешивали дерюгой. Затем учитель, и сам увлекшийся не меньше мальчика, прочитав молитву, вонзал нож в брюшко туго-натуго связанной жертвы. Ученик, в подражание монашку, подсаживался к чурбану, на котором лежал мертвый зверек.

Никодим и Никешка трудились с большим прилежанием и неиссякаемою надеждою на успех.

— А не приладить ли к змею сходные с мышиными крылья? — спросил как-то Никешка. — Не способней ли будет ему летать?

— И то, внучек, пошто не попробовать, — поддержал Никодим.

Сказано — сделано. В тот же вечер были изготовлены берестяные крылья, точь-в-точь такие, как у лежавшей перед ними летучей мыши: каждое крыло состояло из четырех длинных пальцев с растянутой между ними плотною дерюжною перепонкой и одного свободного большого пальца.

На рассвете змей с крыльями летучей мыши был запущен. Но, к огорчению старого и малого, из их затеи ничего путного не получилось: новое приспособление нисколько не помогало полету.

После этого они еще не раз пробовали изготовлять крылья — то из одной дерюги, то из просмоленного холста, то из луба или коры, то большие, то маленькие, а толку все было чуть.

Крылья крыльями, это все так. Да в одних ли крыльях суть? Не помогает ли полету еще какая-нибудь сила, сокрытая во внутренностях мыши? Похоже, что такая сила есть. Иначе и человек давно бы уже полетел. Сотворил бы себе подспорье, вроде как у летяг или мышей, — и вся недолга. Эту тайну, хоть и не поддавалась она, а надо было непременно постичь.

— Ворону бы еще разрезать, — предложил однажды монашек. — И полевого мышонка… К ним бы в нутро заглянуть.

На следующий день Никешка доставил и ворону и мышонка. На вопрос старика, видел ли кто, как он подбил птицу, Никешка молодцевато тряхнул головой.

— Небось я не в поле, в лесу. Когда папоротник малевал.

Как только наступило подходящее время и все было покончено с предосторожностями, Никешка уверенным взмахом ножа вспорол ворону, а затем и мышонка и разрубил несколько косточек.

— Гляди, дедко! — недовольно шепнул он. — Эвона…

— Вон оно что! — разочарованно протянул монашек.

Новость и впрямь была совсем не веселая. Мышиная косточка оказалась куда тяжелее — в ней мозга полно. Воронья же пустая да легонькая.

— И тут… — еще более помрачнел Никешка, — словно пузырь. Небось у нас с тобой нету такого внутри… — Он больно сдавил в ладонях виски. — Где уж нам полететь. Ни в жизнь…

— А летяги-то как? — подсказал монашек. — А летучая мышь?

— Так то зверь… Нам не дано…

— Заладил свое: «Не дано», «не дано», — уже со спокойной улыбкой возразил Никодим. — Пузыри… их где хочешь достанешь.

Никешка воспрянул духом.

— Пузыри, да кожа вроде как у летяги, да к ним… — затараторил было он, но спохватился и не договорил…

— Ну, чего еще надумал?.. А?

— Про перья вспомнил. Еще перья у птицы…

— И то, голубок…

С тех пор житья не стало воронам и галкам: Никешка нещадно уничтожал их и в лесу и в поле.

— Чего ты их так невзлюбил? — спрашивали его ребятишки, с которыми он вновь подружился.

— Маманьке с бабкой подушки готовлю, — слукавил он и весь зарделся.

К концу лета Никешка собрал два полных короба перьев. Удалось ему также добыть немало пузырей и кишок от убитой для боярского стола разной живности. Все это до поры до времени тайно складывалось в лесу. Там же была припрятана длинная узкая рама с туго натянутым на нее холстом и с отверстием посередине. Обе части рамы почти ничем не отличались от змеев, которыми Никешка продолжал щедро снабжать товарищей. Разница состояла лишь в том, что змеи были гораздо меньшей величины и запускали их стоймя, по длине, а не в лежачем положении.

— Вот это змей! — ликовал Никешка. — А то эвона что выдумали мы с дедкой: одни мышиные крылья налаживали. То ли теперь, при пузырях, да при птичьем нутре, да при обилье пера!

Прежде чем испытать в присутствии Никодима достоинства расположенного в виде двух крыльев змея, Никешка решил совершить прыжок с дерева без свидетелей.

В одно из особенно ненастных осенних предвечерий он, уверенный, что в лесу, кроме него, никого нет, отважился выполнить свое рискованное намерение. Догола раздевшись, он смазался каким-то жиром, вывалялся в рассыпанном по земле пере, затем пристально огляделся вокруг и, не заметив ничего подозрительного, просунул голову в отверстие змея. Еще минута — и мальчик уже вскарабкался на вершину сухой березы.

— Господи, благослови! — воскликнул он и, закрыв плотно глаза, бросился вниз.