Крылья над полюсом

Меня втащили на борт. Титина, как всегда, была со мной. Самолет развернулся на лыжах с помощью Вильери и Бьяджи и стал против ветра. Мотор заработал сильнее, и машина заскользила по снегу. Я сидел позади Шиберга. Чувствую - взлетаем. Чуть погодя выглянул, чтобы осмотреться. Под нами была ужасная льдина, на которую мы упали месяц назад. Я поискал глазами палатку, но сначала не увидел ее. Мне указал на нее Шиберг. Крохотное пятнышко, кусок грязной ткани, с трудом различимый среди белизны льдов.

У меня сжалось сердце, когда я подумал о моих товарищах, оставшихся на небольшой льдине, затерянной среди множества однообразных льдов. Единственным признаком жизни были белые и красные флажки, гирляндой нанизанные на радиоантенну.

Глядя на все это, я углубился в свои мысли. Ночной холод пронизывал до костей. Колючий ветер обдувал мое заросшее и грязное лицо, создавая непередаваемое ощущение омовения. В памяти живо встали картины катастрофы и последние тревожные часы полета. Сколько событий произошло, как много выстрадано за эти тридцать дней! И вот теперь наша великая эпопея подходит к концу. Шесть человек из красной палатки один за другим вот-вот вернутся в цивилизованный мир.

Мы приближались к острову Фойн. Для нас он был маяком в этой страшной ледовой пустыне. Я задержал на нем взгляд: нагромождение покрытых снегом холмов. В одном углу небольшая полоса чистой воды. Шиберг показал мне на карте:

- Вот здесь, на юге острова, на протяжении нескольких миль мы обнаружили следы людей, а дальше - множество медвежьих следов.

Я подумал о трех товарищах, покинувших нас 30 мая.

Было холодно. Шиберг заботливо уложил меня на полу кабины и укрыл пледом. Я попросил его указать мне на карте место, где мы должны приземлиться, и, взяв на руки Титину, чтобы она не запуталась в проводах управления, стал ждать окончания этого фантастического полета. Прошло чуть более часа, когда я почувствовал, что мотор сбавил обороты. Мы начали снижаться. Толчок - и лыжи заскользили по снегу. Мы приземлились.

Я выглянул наружу: место было пустынное, земля покрыта снегом. Вижу, навстречу нам идут два или три иностранца в летной форме. Они радостно приветствуют меня, помогают выйти, а затем примерно полкилометра несут на руках к берегу моря, где стоят два гидросамолета.

По мере того как мы приближались к берегу, слой снега, покрывавшего землю, становился все тоньше, а потом почти совсем исчез, обнажив гальку. Тут и там между камней валялись желтоватые обломки дерева, прибитые волной.

На берегу нас ждали еще два или три молодых летчика, их лагерь был разбит тут же, под открытым небом. Один из них разогревал еду на маленькой печке. Чуть поодаль на земле лежало несколько меховых спальных мешков. Посередине весело трещал костер.

Меня опустили на землю. Заметив, что мне холодно, обмотали шею шарфом и осторожно, стараясь не задеть раны, уложили в спальный мешок. Все относились ко мне очень заботливо. Меня накормили и напоили. Кто-то предложил сигарету. Я курил впервые за последние семь лет.

С удивлением смотрел я на все, что меня окружало. Мне казалось, что это сон. Высокие, голубоглазые, улыбчивые люди которые сновали вокруг, вызывали у меня в памяти образы каких-то мифологических героев.

Торнберг, который был начальником, сказал:

- Я счастлив, что вы здесь. Это было необходимо. До сих пор мы сталкивались с большими трудностями. С вами дела пойдут лучше. Мы сможем продолжить поиски группы Мариано и начать разыскивать дирижабль. Ваше присутствие это облегчит. "Читта ди Милано" без промедления пойдет в бухту Вирго а через несколько часов здесь будет "Квест". Вместе с капитаном обсудим, что делать дальше.

Я слушал несколько рассеянно. Мои мысли вновь устремились к пятерым товарищам, оставшимся в палатке. Они ждали возвращения Лундборга.

- Когда вы полетите? - спросил я его.

- Скоро - ответил он - и его опаленное солнцем лицо осветилось улыбкой.

Лундборг вспоминает:

"Я подошел к генералу и сказал, что готов лететь на льдину. Он был немногословен. Все, что он говорил, было лишь слабым отражением овладевших им чувств: об этом говорил озабоченный взгляд, скупые жесты. Его большие глаза смотрели на меня с надеждой и признательностью. Последние произнесенные им слова: "Когда я увижу здесь, рядом со мной, всех моих товарищей, которые ждут сейчас на льдине, и вас, наступит счастливейший момент в моей жизни. Люди, оставшиеся там достойны вашей помощи".

Эта сцена глубоко взволновала нас, шведов. Я ответил: "Скоро вы будете вместе. До встречи, генерал, прощайте"" [110].

Лундборг поднялся. Я смотрел, как он удаляется вместе с другими летчиками. Мысленно я посылал ему наилучшие пожелания.

Оставшиеся со мной Торнберг, Кристелль и другие забрались в свои спальные мешки и, пожелав мне спокойной ночи, уснули.