— Да, и отлично это помню, потому что пока ее строил, то попутно я еще изобрел науку. Может, эта история покажется вам любопытной… А вы, — Модсли обернулся к помощникам, — надеюсь, сделаете из нее для себя полезные выводы.
ГЛАВА 13
— Я был тогда совсем скромным подрядчиком, — начал Модсли. — Ставил то тут, то там планетку — другую, в лучшем случае карликовую звезду. С заказами было туго, клиенты попадались капризные, спорили из-за каждой мелочи: «переделай тут, переделай там, и почему это вода течет вниз, и тяготение велико, и горячий воздух поднимается, а лучше бы ему опускаться!». И тому подобное. А я принимался им все объяснять — с эстетической точки зрения, с практической точки зрения. Вскоре на вопросы и ответы у меня стало уходить больше времени, чем на работу. Сплошные тары-бары.
И вот как раз перед этим проектом «Земля» мне пришли в голову кой-какие мысли насчет объяснений с клиентами. Помню, я как-то себе сказал: «Форма вытекает из назначения». И мне понравилось, как это звучит. «Почему форма должна вытекать из назначения? — спросил я тогда и сам себе ответил: — Потому что это — непреложный закон природы и основа прикладной науки». Особого смысла тут не было. Но суть не в смысле. Суть в том, что я открыл хитрый фокус по имени «доктрина научной необходимости».
Земля была пробным камнем, потому я ее и запомнил.
Пришел ко мне заказывать планету высокий бородатый старик с пронзительным взглядом. (Вот так и началась ваша Земля, Кармоди.) Ну-с, с работенкой я справился быстро — что-то дней за шесть — и думал, что делу конец. Это было такое же сметное строительство, как здесь, и я кое-что кое-где урезал. Но вы бы послушали заказчика — можно было подумать, что я обобрал его до нитки!
— Зачем столько ураганов? — приставал он. Я сказал: «Это часть вентиляционной системы». (Честно говоря, я попросту забыл поставить в атмосфере предохранительный клапан.)
— Три четверти площади залито водой! — брюзжал он. — Я ясно проставил в условиях, что отношение суши к воде — четыре к одному.
— Но мы не можем себе этого позволить, — объяснял я. (А я давно куда-то засунул эти дурацкие условия!)
— И такую крошечную сушу вы заполнили пустынями, болотами, джунглями и горами!..
— На то есть причина, — сказал я. (На самом деле нельзя было уложиться в смету, не подсунув среди прочего подержанные горы, океан и парочку пустынь, которые я купил по дешевке у Урии — межпланетного старьевщика. Но не рассказывать же ему об этом.)
— Причина! — застонал он. — А что я скажу моему народу? Это будут люди, созданные по моему образу и подобию, такие же въедливые, как и я. Что мне им сказать?
Я-то знал, что им сказать и куда их послать. Но я не хотел быть невежливым.
— Вы честно скажете им научную истину, — заявил я. — Скажете, что по науке так оно и должно быть.
— Как?
— Это детерминизм, — сказал я: название пришло экспромтом. — Совсем просто, хоть и для избранных. Прежде всего: форма вытекает из назначения. Поэтому ваша планета именно такова, какой должна быть по самой своей сути. Далее: наука неизменна, стало быть, все изменяемое — не наука. И наконец, все вытекает из определенных законов. Вы не можете высчитать заранее, каковы эти законы, но будьте уверены, что они есть. Так что никто не должен спрашивать: «почему так, а не иначе?» Вместо этого каждый обязан вопрошать: «как это действует?»
Ну, он задал мне еще несколько каверзных вопросиков. Старик оказался довольно сообразительным, но зато ни бельмеса не смыслил в технике. Его сферой была этика, мораль, религия и всякие такие призрачные материи. Он был из тех типов, что обожают абстракции, вот и бубнил: «Все действительное — разумно» — это весьма заманчивая формула и не без налета стоицизма, надо будет использовать это в поучениях для моего народа. Но скажите на милость, как я могу сочетать фатализм науки с принципом свободной воли, который я намерен подарить моему народу? Они же противоположны!
Да, тут старикашка почти прижал меня к стене. Но я улыбнулся, откашлялся, чтобы дать себе время подумать, и сказал: «Ответ очевиден» — это всегда лучший ответ
— Вполне возможно, — сказал он. — Но я его не постигаю.
— Это оттого, что вы не понимаете науки, — сказал я. — Противоположность — еще один фундаментальный закон науки. Противоположность рождает борьбу, без которой все приходит к энтропии. Так что не может быть ни планеты, ни вселенной, если там случайно нет противоположностей.
— Случайно? — быстро переспросил он.
Ясно как день, — подтвердил я. — Но это еще не все. Например, возьмите одну изолированную тенденцию. Что произойдет, если вы доведете тенденцию до логического предела?
— Не имею ни малейшего понятия, — сказал этот старый шут. — Недостаточно подготовлен для такого рода дискуссий.
— Да просто-напросто тенденция превратится в свою противоположность.
— Неужели? — переспросил он, потрясенный. — М-да… Вещи превращаются в свою противоположность… Это, знаете, слишком сложно.