Больше ничего не говорю, внутри начинает покалывать тонкой иголочкой чувство вины, я всё-таки, разрушаю семью, и пострадавших теперь уже двое. Пусть один из них ещё не родился, но дела это не меняет,
— Поехали, Сань…
Молча доезжаем до моего дома, он достаёт сумку из багажника и собирается подняться со мной, останавливаю у подъезда,
— Не провожай, не надо…
Он тяжело вздыхает, целуемся минут десять, спрятавшись под козырьком крыльца от нечаянных зрителей, шаги по лестнице нарушают наш немой диалог, быстро прощаемся, и Саня уезжает, бросая напоследок,
— Я разберусь до вторника и встречу обязательно!
Из подъезда появляется соседка, оглядывает с любопытством мою унылую фигуру, здороваюсь и захожу вовнутрь…
Дома стараюсь побыстрее скрыться в личной крепости, как в подростковые годы, но родители заняты, чем-то своим, так что пока ничего не замечают. Мама пытается накормить, но я сообщаю, что сначала в душ, так что, всё нормально. Предаваться личному горю тут мне никто не мешает…
После душа, сообщаю, что немного посплю, не в силах изображать безмятежное спокойствие. Падаю на кровать, утыкаюсь носом в подушку, никого не хочу видеть.
Вдруг чувствую, как мамина рука гладит меня по голове,
— Ксюш, всё так плохо? — ничего-то от неё не скрыть! Сначала думаю отболтаться нейтральной фразой, но тут меня прорывает неожиданно, и давясь слезами рассказываю всё…
— Я помню, Петровский был в тебя влюблён ещё со школы… — спрашивает, — ничего не путаю?
— Нет, — поднимаю на неё зарёванное лицо, — при чём тут школа? То, что ты в ней работаешь, ещё не значит, что всё самое важное происходит там!
— Тут два варианта, — продолжает она в своей любимой манере, не отвлекаясь на мои обидные слова и, изображая психоаналитика, — он или однолюб или…
— Или, что? — мне просто необходимо знать, какой второй вариант.
— Или осуществил юношескую идею фикс, парень был зациклен, увидел тебя, и всё всколыхнулось, не устояли оба, поддавшись минутной слабости, тогда дальше тупик или всё рассосётся само.
— Ну, почему? Почему так сложно? Неужели нельзя просто быть счастливыми? Счастье без геморроев, вообще, возможно?
— Конечно, — заверяет мама, я радуюсь, но рано, — лёгкое, безусловное счастье бывает в детстве. От новой игрушки, от каруселей, от того, что получилось что-то сделать в первый раз…
— А, потом?
— Потом счастье становится условным, постепенно, не сразу, этого даже и не замечаешь. Сначала от похвалы. Потом, чтобы получить желаемое, уже нужно что-то сделать посерьёзней, выполнить поставленную задачу, чем-то пожертвовать, одним словом, заслужить. С возрастом, цена счастья становится всё дороже… Потому, что хочется большего, чем в детстве и зачастую недосягаемого…
— Мам, к чему ты говоришь мне это?
— К тому, что цена вашего с Сашкой общего счастья возросла. Сначала оно было лёгким, но ненужным, по крайней мере, для тебя. Прошло время, вы встретились, возникло обоюдное желание, но на новом витке появилось условие: лишний человек, который мешает, и ещё есть сомнения, нужно ли, вообще, чего-то добиваться, может, забыть и не заморачиваться. Дальше, вы утверждаетесь в правильности решения: нужно! И задание тут же усложняется: помимо жены, ещё и ребёнок. И вот сюда я бы тебе лезть не советовала. Ставки уже непомерно выросли. До какого предела вы готовы их поднимать? Вернее, до какого предела Петровский готов их поднимать, ты-то пассивная фигура. Можешь, конечно, влезть, но тогда смажешь картину и возьмёшь всю вину на себя.
— Почему?
— Потому что, он сам должен выбрать. Если это любовь, через какое-то время, уравнение решится само, не без жертв, возможно, но цена будет адекватной. Если в нём взыграло неудовлетворённое эго, он успокоится и займётся своей семьёй, в конце — концов, он получил желаемое. Если вмешаешься и будешь влиять на ситуацию, он не поймёт, что у него к тебе на самом деле, и сделает неверный шаг. Тогда — конец: там всё разрушит, переметнётся к тебе, через некоторое время, когда эмоциональная и гормональная пена осядет, обозлится и будет считать виновницей, что жену и ребёнка бросил, и у вас тоже ничего не выйдет… Получается слишком много жертв и разрушений, не уцелеет никто… Как-то, так…
Получается слишком много жертв и разрушений, не уцелеет никто… Как-то, так…
— А, если это всё-таки, любовь? — я в этом уверена, но уже не уверена ни в чём, — куда денутся жена и ребёнок.
— Тогда, что-то изменится в обстоятельствах. Возможно то, чего сейчас не знаешь ни ты, не Петровский…
— Не понимаю…
— Поймёшь… Пока можешь только следить, как будут расти ставки в ближайшее время, чтобы не потерять головы. А потом наступит перелом, и всё изменится…