Но он упрямо гнал себя дальше, шаг за шагом, чувствуя, как мучительно саднят легкие, и добрался, шатаясь, до вершины, и только там упал на колени.
Хири подбежала и опустилась с ним рядом.
— Вы в порядке?
— В... порядке... только... только сделал глупость, — задыхаясь, выдавил он.
— Зачем, зачем вам понадобилось так себя мучить? — И тут до нее дошло. — А! Вы хотите непременно вернуться на эту треклятую войну.
— Я хочу... хочу не этого, — сказал Хэл.
— Вы правы! Вы просто глупец.
Она гордо выпрямилась и зашагала прочь, обратно в замок.
Но к ужину ее обычное веселое настроение вернулось вновь.
В ту ночь ему снова снилась Сэслик, и снова на спине у Нанта. Дракон расправил крылья и, тяжело захлопав ими, пытался подняться в воздух, поднимая тучу брызг.
И снова он увидел, как Сэслик помахала ему рукой. Но на этот раз Хэл услышал, как она прокричала слова, заглушаемые ревом прибоя:
— В другой раз... где-нибудь... когда-нибудь... может быть...
Он изо всех сил напрягал слух, пытаясь расслышать остальное, но так и не смог. Нант взмыл в воздух и полетел на запад — туда, откуда, по-видимому, прилетели все драконы.
Хэл проснулся, и на душе у него было печально, но он больше не чувствовал себя оцепеневшим, мертвым.
Он был жив — и будет жить, пока его не убьют.
Теперь он верил в слова, сказанные когда-то Сэслик: «Для всадника не будет никакого "после войны"».
Как ни странно, он почувствовал себя намного лучше, чем чувствовал все это время — с тех пор, когда увидел гибель своей подруги.
— У меня есть идея, — сказал Хэл. — Думаю, нам следует устроить праздник.
— Праздник? — точно не веря своим ушам, переспросила Хири.
Они сидели в ее спальне. Хири терпеть не могла рано вставать, так что Хэл, закончив утреннюю пробежку, обычно приносил ей поднос с гренками, которые она предпочитала есть без масла, и чашкой травяного чаю.
Почему-то ни один из них не пытался соблазнить другого, не заходя дальше почти братского объятия и легкого касания губ вечером, перед тем как ложиться спать, и в качестве утреннего приветствия.
— Праздник зимнего солнцестояния, — сказал Хэл.
— Ты с ума сошел.
— Вовсе нет.
— Сэр Хэл, любовь всей моей жизни, у вас мозги как у ягненка. Все только и знают, что жаться поближе к камину, мечтая о весне. А этот замок — да и вообще вся здешняя округа — не слишком счастливое местечко. Война обошлась нам всем слишком дорого.
— Вот именно. Поэтому и нужно устроить праздник.
— Ты не из тех, кто устраивает праздники, — подозрительно сказала Хири.
— А кто из тех, кто их устраивает?
— Сэр Том. Я.
— Вот и хорошо. Ты и займешься его устройством. Все равно у тебя больше денег, чем у меня.
— Угу, — согласилась Хири. — Если тебе непременно нужно устраивать дурацкий праздник, чтобы все сидели, злобно глядя друг на друга и думая о старых междоусобицах или о... о людях, которых здесь нет, то изобрети что-нибудь такое, чтобы все сложилось как надо. Спелось, как сказал бы сэр Том.
Хэл ухмыльнулся.
— Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то это была порочная улыбка, — заметила она осторожно.
Он пошарил в кармане рубашки.
— Вот тебе приглашение. Ты должна будешь появиться на празднике в том, что на тебе было, когда ты получила это приглашение.
— В этом?
Под теплой накидкой на ней не было ничего, кроме почти прозрачной ночной сорочки.
— Вот тебе еще два приглашения для кого-нибудь другого. Нужно только выбрать подходящий момент, — сказал Хэл, — и мы немало повеселимся.
На ее губах мелькнула улыбка.
— А ты?
— Когда я, — сказал Хэл, — получил свое приглашение от лихого всадника, на мне как раз была парадная униформа. Ха-ха-ха!
— Пожалуй, ты не такой уж и сумасшедший. А может, и сумасшедший. Я никогда не думала, что ты можешь прийти ко мне с подобной идеей.
— Я и не мог... раньше, — сказал Хэл, улыбнувшись. Хири отвела глаза.
— Ну и кого мы пригласим на праздник? Местную знать?
— Всех.
— Всех?
— Слуг, крестьян, жрецов, щеголей, простофиль. Всех.
— Всю округу?
— Дедушек, бабушек, младенцев, ребятишек, даже овец, если тебе взбредет в голову.
— Так что мы там говорили о твоем сумасшествии?
— Ах да, — сказал Хэл. — Еще два момента. За каждое украшение, которое захотят надеть гости, нужно будет принести монетку: медную, серебряную, золотую. Они пойдут в фонд госпиталей.
— Хм. Тогда кое-кто придет вообще без украшений.
— А другие нацепят на себя гору безделушек, — пожал плечами Хэл. — И еще. Каждый должен будет принести с собой что-нибудь съестное.
— А это зачем?
Хэл принялся тщательно подбирать слова.
— Когда ты разделил с человеком его еду, то вряд ли будешь ненавидеть его. По крайней мере, с прежней силой.
Он вскочил на ноги и тут же поморщился.
— Хей, хей, вот будет веселье!
Широкая улыбка сверкала на его губах — но не в глазах.
С каждым днем тренировки Хэла становились все более напряженными.
Под конец они стали включать в себя утреннюю зарядку, а затем двухмильную пробежку в любую погоду.
Временами он отыскивал какую-нибудь из одичавших, давно забывших о том, что такое всадник, лошадей и без седла, с одной веревочной уздечкой скакал по унылым окрестностям.