Крыло. Последний Патрон (СИ)

— Вот, попей, — целительница поднесла к губам офицера чашу с зельем.

Офицер пил. Напиток был отвратителен на вкус, но принёс желанное облегчение. Прояснилась голова, горло больше не ощущалось высушенной пустыней, тело заныло желанием двигаться, хотя бы немного, лишь бы не лежать на месте.

— Славно, лихорадка прошла, — приложив ладонь к голове одарённого, произнесла Ульяна. — И взгляд уже вроде на осмысленный похож. Ну как, желаешь девок и вина?

Парень поморщился:

— Всё тебе шутки, язва старая.

— Фи! Сам ты шутки! Много ты понимаешь? Вернейший способ понять, здоров мужик ещё или помирать собрался. Если до девок ещё охота есть, то жить, верно, будет.

Брайан имел своё мнение по поводу столь ненадёжных методов диагностики, но счёл уместным оставить комментарии и возражения при себе.

— Что произошло? Почему я… Здесь… Я ранен?

Ульяна махнула на него рукой:

— Вот как сразу много вопросов! Лежи уже. Головой своей пустой словил болт арбалетный. Но череп твой крепче оказался, так что можешь хвастаться! Кости в твоей головушке больше, чем мозгов.

Офицер подорвался:

— Сколько времени прошло? Сколько я пролежал без сознания?

— Да недолго, лежи, говорю! — женщина силой вернула Брайана на лежанку.

Впрочем, даже без её усилий он почувствовал острую боль в голове и не смог бы без посторонней помощи даже сесть.

— Сколько времени… — сквозь боль продолжил требовать ответа офицер.

— Да вчера бой был, вчера! Без тебя осаду не сняли, не волнуйся! Успеешь ещё героически убиться! — проворчала лекарка.

И тут же пошла к другому раненому, разбуженному разговором. Брайан полежал немного, пережидая боль, а затем расслабился. Здесь не было окон и понять, день сейчас, вечер или ночь, не представлялось возможным. Спрашивать же Ульяну офицер не стал, не желая снова слушать ворчание лекарки.

Он попытался вызвать в памяти события, предшествовавшие его ранению, но получил только головную боль. В конечном счёте он смог успокоить себя мыслями, что Ульяна, какой бы сквернословкой она ни была, всё равно расскажет коменданту о вернувшемся в сознание подчинённом. А Хейс обязательно к нему зайдёт осведомиться о здоровье, не может не зайти. Получилось расслабиться и даже задремать. Ульяна, покончив с уборкой и ранеными, покинула комнату лазарета. И лишь редкие тихие стоны раненых прерывали тяжёлую тишину.

— Сир, — разбудил Брайана голос.

Офицер открыл глаза и повернулся. На соседней койке лежал солдат. Из-за бинтов, закрывающих нос, одарённый не сразу узнал одного из своих подчинённых.

— Тони? Ты-то как здесь очутился?

Парень улыбнулся с лёгким смущением, будто стыдился доставлять неудобство своему командиру.

— Да вот… пуля выбила осколки из камня, да прямо мне в лицо. Очнулся уже здесь, ну прям, как вы.

Брайан понял, что Тони потерял сознание уже после него.

— А что произошло?

— Да я же в магии не разбираюсь, сир. Там за воротами был кто-то. Прятался в трупах. Несколько, шесть или семь штук, я не понял. Стреляли по ним — это да. Я так и не понял, что это было. Ганс говорил, что одарённые, но я не поверил. В общем, мы их того. А потом и лоялисты пошли, — Тони закашлял, отвернулся.

Брайан терпеливо ждал, пока раненый солдат продолжит рассказ.

— Они это, думали, что те штуки нас врасплох застанут. Не тут-то было. Мы их встретили, как полагается, с пушками. Я, правда, всего два раза выстрелил, прежде чем…

Тони снова закашлялся. Брайан нахмурился, заметив, что его боец подставляет тряпку, уже покрывшуюся красными пятнами. Осколки, врезавшиеся в лицо, не вызывают кровавого кашля.

— Тони, а чего это ты кашляешь?

Парень преувеличенно бодро улыбнулся:

— Да это ерунда. Не обращайте внимания, сир!

— У тебя кровь стекает изо рта.

Тони смутился, утерев рукавом рот.

— Ага, так и есть. Пуля, она раскололась. Если куски стены полетели мне в лицо, то осколок пули в меня.

Брайан обратил внимание, что второй рукой Тони почти не двигал.

— Недолго мне осталось, я так думаю, — грустно вздохнул парень.

— Эй! Не говорит так! С таким настроем никогда не поправишься!

— Так-то оно так, но… Это вы, сир… Ну, одарённые, вы можете выздороветь. А я с вами говорю только потому, что эта ведьма напоила меня чем-то, — он откинулся на подушку и уставился прямо перед собой. — Ничего не чувствую. Даже когда кашляю. Да и Ульяна не говорит, что скоро поправлюсь. Просто поправляет повязки, даёт зелье своё выпить и уходит. Будто ждёт, когда уже всё.

Брайан не нашёлся, что сказать, как подбодрить. Молодому офицеру казалось, что каждый человек хочет жить, каждый до последнего цепляется за своё существование. Не видел он людей, так спокойно говоривших, что скоро уйдут.

А Тони будто спохватился.

— А, сир! — громким шёпотом заговорил солдат. — Вы простите меня, но я чего вас разбудил-то. Я попросить хотел.

Он улыбался. Спокойно, без надрыва, без обречённости. Обычным голосом готов был своё последнее желание озвучить. Не было в этом обычном парне никакого страха. Обычный новобранец, завербованный за месяц до объявления войны. Его внешнее спокойствие не может быть результатом опыта. Никак не может.

— Разрешите попросить.