Крымская кампания 1854-1855 гг. Трагедия лорда Раглана

Мисс Дэвис была очень рада видеть командующего, с которым часто встречалась в Лондоне до войны. Она работала горничной в доме, который находился рядом с домом Рагланов. Раглан часто проходил мимо нее ранним утром, когда она очищала коврики около дома. «Он никогда не проходил мимо меня, – вспоминала Дэвис, – не поздоровавшись и не заговорив со мной. Иногда он замечал: «Холодное утро» или «Прекрасный день», а однажды я слышала, как он сказал слуге: «Эта женщина всегда на ногах». Раглан тоже узнал женщину. Прежде чем обратиться к кому-нибудь еще, он подошел к ней и заявил:

– Я знаю вас. Вы ведь живете на Станхоп-стрит?

– Да, милорд.

– И вы знаете меня?

– Да, милорд.

– Вы самая трудолюбивая из женщин, с которыми я знаком. Ведь вы так рано встаете по утрам.

Потом командующий заговорил с другими медсестрами. Он отметил, что дела в военных госпиталях уже идут лучше. Затем поделился с ними планами открытия госпиталя в районе прифронтовой полосы. Раглан считал неправильным, что тяжелых больных приходится везти в балаклавские госпитали, до которых довольно далеко. Мисс Дэвис вспоминала, что Раглан был частым гостем в ее госпитале, где появлялся один по три раза в неделю. Командующий разговаривал с больными и ранеными дружески, как с равными, без аристократической чопорности и той характерной для него сдержанности в общении с подчиненными.

Он всегда был прост и доступен в неофициальной обстановке. Однажды по дороге в штаб 3-й дивизии Раглан посетил лагерь 1-го полка, где его привели в восхищение уложенные кольцом ядра и скребок для удаления грязи у входа в палатку полковника. Позже командир полка вспоминал, что «никогда прежде не встречал такого доброго человека и, в то же время, смелого, грамотного и решительного солдата. Командующий заслуживает только самых добрых слов. В его груди бьется лучшее из сердец».

Через три недели гардемарин Вуд доставил в штаб письмо для генерала Бэргойна. Позже он с замиранием сердца писал матери:

«В штабе я попал в большую комнату, где застал за обедом весь штаб лорда Раглана. Я осмотрелся и обнаружил сидящих за столом с краю двух пожилых джентльменов. Я решил, что один из них, наверное, сэр Джон. Когда я подошел к ним, один из них обратился ко мне: «Так, молодой человек. Вы, наверное, пришли сюда пешком?» Я кивнул. «Вы, видимо, устали?» Я сказал, что не очень. «Вы, должно быть, голодны?» Я заметил, что не слишком хочу есть. Все-таки мне предложили сесть и пообедать. Позже я узнал в пожилом джентльмене лорда Раглана, которого до этого никогда не видел вблизи. Увидев, что не смогу дотянуться до ветчины, я встал, чтобы отрезать себе кусочек. Но командующий предложил мне оставаться на месте и попросил капитана Маркхама помочь. После обеда командующий побеседовал со мной несколько минут, и я вышел от него полный раскаяния в том, что несправедливо относился к нему прежде, считая чопорным аристократом».

Так случалось довольно часто. Собираясь к командующему, офицеры готовились встретить холодного, надменного и помпезного старика, а разговаривали с человеком, который мягкими, вежливыми манерами больше напоминал приходского священника, чем генерала. Тот, кто лично общался с Рагланом, никогда больше не говорил о нем плохо.

Рядовые и сержанты чрезвычайно редко ругали командующего. «Лорд Раглан предпринял все, что было в его силах, для того, чтобы сделать нашу жизнь здесь легче, – писал домой 19 января один из сержантов. – Всегда просто, сидя в компании других джентльменов в удобных креслах перед камином, искать виновного в бедах армии». Как заметил капрал Гектор Макферсон, «по моему скромному мнению, самой большой несправедливостью было перекладывать вину на Старину Рага». «Раглан очень добросердечный джентльмен, – писал 12 февраля домой в Корнуолл один из рядовых, – он сделал все, что мог, для того, чтобы обеспечить сносные условия для армии. Он не может бороться с плохой погодой. Я обморозил пальцы, – пишет солдат и, как бы опасаясь, что домашние могут обвинить в этом Раглана, спешит добавить: – Но теперь с ними все в порядке».