Крымская кампания 1854-1855 гг. Трагедия лорда Раглана

На следующий день он не нашел в себе сил присутствовать на обеде. Ноги сводила судорога; от слабости он периодически терял сознание. Осмотрев генерала, доктор Прендергаст прописал ему ацетат свинца и опиум.

В тот же вечер генерал Эйри написал очередное письмо Шарлотте, в котором жаловался на то, что командующий мог бы выздороветь за сутки, если бы согласился соблюдать предписанный ему щадящий режим: никаких дел и никаких писем. Но Раглан, по выражению Эйри, был очень беспокойным пациентом. На него очень подействовала, продолжал генерал, смерть сестры, потом генерала Эсткорта и капитана Боколла из 10-го гусарского полка. Лорд Раглан ненавидит безделье. И все же однажды он обязательно выздоровеет.

Но буквально через несколько часов, около двух часов ночи, у Раглана случился тяжелейший приступ диареи. Он с трудом добрался до кровати и едва мог говорить. Затем генерал проспал в изнеможении восемь часов подряд.

Проснувшись, он заявил, что теперь чувствует себя гораздо лучше. Однако, проверив пульс Раглана, доктор Прендергаст нашел его очень слабым. Голос больного походил скорее на слабый шепот. У больного пропал аппетит. Вскоре он снова забылся тяжелым сном. В час пополудни Раглан проснулся от приступа икоты. В три часа слуга фельдмаршала снова отправился за доктором, заявив, что его хозяин мучается желудочным приступом.

Спустя еще час стало очевидно, что Раглан умирает. Сам он в это не верил. Ослабевший и утомленный, продолжал бороться за жизнь.

Войдя в комнату больного, генерал Эйри сказал:

– Сэр, вы больны. Хотите ли вы встретиться с кем-нибудь?

Раглан твердо ответил:

– Нет.

Мягко, но настойчиво Эйри еще раз задал тот же вопрос. Тогда больной так тихо, что генерал едва смог расслышать, прошептал:

– Фрэнк.

К тому времени, когда лорд Бэргхерш смог прибыть к больному, его дядя уже потерял сознание. К шести часам он вновь пришел в себя, и тогда доктор Прендергаст попросил полковника Стила сообщить ему о том, что он находится при смерти.

Когда Стил вошел в комнату, Раглан, вспомнив, что тот еще сутки назад сам был болен, осведомился о его самочувствии.

– Все в порядке, сэр, – ответил Стил, – надеюсь, у вас ничего не болит.

– О нет, дорогой Стил! Со мной скоро все будет в порядке.

– Увы, сэр, боюсь, что это не так.

– Почему?

– Доктора дают пессимистичные прогнозы. Они поручили мне осведомиться у вас, не желаете ли вы послать за священником.

– Они ошибаются, Стил. Они все ошибаются. Вчера мне действительно было плохо, но сейчас я чувствую себя легко и спокойно. Уверяю вас, вот увидите, что доктора ошиблись.

Он говорил медленно, слабым голосом, но очень решительно. И все же, когда полчаса спустя Найджел Кингскот подошел к кровати генерала, тот не узнал его. Послали за армейским священником. Пока ждали его прихода, находившиеся в комнате – четыре адъютанта, полковник Стил, генерал Эйри и леди Джордж Пейджет – «явственно слышали, как с каждым мгновением его дыхание становится все слабее. Наконец легкий горловой звук дал всем знать, что все кончено». Полковник Стил вспоминал: «Он ушел от нас так тихо, что показалось, просто уснул».

– Мир этому дому, – заявил вошедший священник, – и его обитателям.

Все находившиеся в доме и те, кто ждал снаружи, опустились на колени, чтобы вместе помолиться. Затем они встали и подошли к кровати умершего. Вместо выражения умиротворения, которое надеялись увидеть, они обнаружили на лице мертвого старика выражение озабоченности и безмерной усталости.

Следующим утром в домик командующего прибыли командующие армий и флотов четырех стран-союзниц. Вместе с генералом Пелисье проститься со старым другом, которого успел полюбить, пришел и Канробер. Когда все вышли, Пелисье вернулся. Почти час этот грубый толстый солдат с некрасивым лицом стоял перед железной кроватью с зелеными саржевыми занавесками и плакал, как ребенок.

II

Печальное известие повергло армию в состояние шока. Как заметила миссис Даберли, казалось, в ее огромном теле перестало биться сердце. «Армия скорбит, – писала она в дневнике, – солдаты разговаривают вполголоса. Все полны сожаления». Тимоти Гоуинг вспоминал: «Привычные глядеть смерти в глаза, все смотрели друг на друга так, будто только что потеряли близкого родственника. Мы и не подозревали, как сильно его любили, пока его не увезли от нас». Даже те, кто раньше критиковал фельдмаршала, теперь искренне жалели его. «Он ушел с миром, – писал капитан Клиффорд отцу, – не оставив ни одного врага. Все, кто его знал, любили и уважали его».

3 июля примерно в четыре часа около дома командующего собрались генералы и старшие офицеры всех союзных армий. Они негромко здоровались и беседовали друг с другом. Канробер со шляпой в руках раскланивался и улыбался знакомым; Боске выглядел скорее уставшим; Омер-паша беседовал с генералом Делла Марморой. Пелисье держался в стороне от других, молча и с грустью ожидая начала церемонии.