Крымская кампания 1854 – 1855 гг.

Генерал Кэткарт, который обвинял Раглана в том, что тот вовремя не прислушался к его советам, стал просто невыносим. 4 октября он отправил командующему письмо, в котором жаловался, что тот постоянно консультируется с генералами Брауном и Эйри, не желая слушать его, генерала Кэткарта, советов. А ведь Кэткарт является официальным преемником Раглана на посту командующего в случае смерти последнего. Браун и Эйри, продолжал он, взяли за привычку за спиной Кэткарта отдавать приказы от имени Раглана. «Долг велит мне, — продолжал Кэткарт, — просить Ваше лордство о личной встрече в Вашем штабе в любое удобное для Вас время». Встреча состоялась, однако и после неё генерал остался обиженным. Ведь он мог сразу войти в Севастополь, а Раглан и Бэргойн запретили ему это делать. Офицеров, однако, не удивляло, что Раглан не советуется с Кэткартом. Так, капитан 46-го полка удивлялся другому. Он писал жене:

«Я скорее спросил бы совета у одной из наших девочек, чем у любого генерала». Далее он отозвался о генерале Ингленде как о полном ничтожестве: «Служить под его началом просто отвратительно. Он сам не знает, чего хочет. Для того чтобы вывести дивизию на позиции, ему требуется целая вечность». Генерал Браун, по мнению капитана, «полностью оправдывал свою репутацию неотёсанного чурбана»

. Генерал Бэргойн был «просто старым болваном». Герцога Кембриджского, которого всегда считали чуть ли не гением, теперь осуждали за «позорную нерешительность». Офицеры полагали, что он так и не смог прийти в себя после Альмы. Те же офицеры заявляли, что генералы Кардиган и Лекэн, получившие прозвища Яхтсмен и Тиран,

«заслужили ненависть всей армии». Особенно не любили Кардигана, который с личного разрешения Раглана переселился жить на собственную яхту. Генерал был не вполне здоров, к тому же считал, что для него будет лучше держаться как можно дальше от Лекэна. Разделяя эту точку зрения, Раглан приказал двум полкам лёгкой бригады расположиться лагерем отдельно от остальных частей кавалерии. Как ядовито заметил Пейджет, «теперь диспозиция кавалерии зависит от капризов двух избалованных дитятей». Царивший в кавалерии беспорядок не замедлил дать о себе знать. 7 октября кавалерийский пикет обнаружил крупные силы русских на правом фланге. Кавалерийская дивизия построилась для преследования противника. Однако генерал Осторожность (Лекэн), как всегда, оправдал своё прозвище. Кардиган же в это время находился на борту яхты. Узнав о происшествии, он вышел из себя — кричал, что ожидал достойного поведения, по крайней мере, от офицеров своего 11-го гусарского полка, те же повели себя как «старые бабы». Но чего ещё можно было ожидать от людей, которыми командует Лекэн, продолжал Кардиган, ведь это просто «трусливый осёл». Проблемой было то, что Кардиган, в свою очередь, был «безрассудным ослом». Один из офицеров 4-го драгунского полка считал, что между двумя этими генералами очень мало разницы. О Кардигане он писал, что «у него мозгов в голове не больше, чем в моём ботинке. В интеллекте с ним может соперничать только его вечный противник Лекэн. Во всей британской армии было бы трудно найти ещё двух подобных тупиц»

.

Пока только Раглан был вне критики армии. 12 октября капитан Джослин написал домой, что «он [Раглан] выглядит спокойным и сосредоточенным, как всегда. Думаю, он знает, что делает. Вся армия надеется на него». Но через десять дней, когда артиллерийские бомбардировки не дали результатов, а штурма так и не последовало и только штаб Раглана знал, что виноваты в этом французы, мнение армии переменилось.

«Не знаю, — однажды воскликнул раздражённо артиллерийский офицер, — кто больший осёл, Раглан или Бэргойн!»