И вот 26 мая 1850 года французский посол в Константинополе генерал Опик[62]
получил послание из Парижа. Послу надлежало обратиться к турецким властям с официальным требованием: султан должен признать права Франции в Святой земле, обусловленные договором 1740 года. Выпущенные с тех пор фирманы, передающие фактический контроль над святынями православной церкви, должны быть отменены. Опику следовало заявить, что одностороннее аннулирование двусторонних соглашений не может быть признано Францией независимо от того, как давно оно имело место.По этому поводу Стратфорд писал из Константинополя Пальмерстону: «Генерал Опик заверил меня, что речь идет лишь о собственности и о четком соблюдении условий договора. Однако трудно отделить эти вопросы от политических соображений. Предстоящие переговоры по проблеме, скорее всего, приведут к усилению борьбы за общее влияние в Порте, особенно если Россия, как и следует ожидать, выступит в защиту православной церкви». Воскрешение таких притязаний Франции по прошествии почти столетия стало весьма опасным дипломатическим ходом. Трудно было ожидать, что русский царь согласится с изгнанием православных монахов из святых мест, которые они с любовью опекали десятки лет. Со всей очевидностью он не потерпит фактического разрушения православной церкви в Иерусалиме, а именно к этому могло привести удовлетворение французских требований. Российский посол Титов выразил решительный протест по поводу притязаний Франции. Иерусалимские святыни, утверждал он, принадлежат православной церкви в силу договора, подписанного халифом Омаром еще в 636 году.
В чем же конкретно заключались требования французской стороны, которые в конце концов привели ко вторжению союзников в Крым? Первый и самый принципиальный вопрос касался ключа к главному входу в базилику Рождества Христова: разве не должны католические монахи иметь такой ключ, чтобы пройти через здание базилики к пещере Рождества? Православная церковь долго упиралась, а потом согласилась предоставить своим христианским собратьям ключ от другой, второстепенной двери в святилище. Подобный компромисс не устроил французов. На ранней стадии дипломатической переписки по этой проблеме канцлер Нессельроде задал вопрос, является ли предмет спора «приспособлением для открывания двери, которое используется исключительно для предотвращения попадания в базилику представителей других ветвей христианства, или… оно служит просто символом». В ответ канцлер получил разъяснение, что требуемый ключ вполне материален и используется для отпирания двери: «Пагубное качество ключа состоит не в том, что он не впускал внутрь православных верующих, а в том, что впускал католиков».
Помимо этого ключа католики требовали ключ к каждой из двух дверей, ведущих к Святым яслям, и претендовали на доступ к ларю и лампаде у гробницы Богородицы. Кроме того, в числе их притязаний были право один раз в году посещать гробницу Богородицы в церкви Успения в Гефсимании и привилегия поместить в базилике Рождества Христова серебряную звезду, украшенную гербом Франции. Что касается Камня помазания и семи арок Богородицы в храме Гроба Господня, то они должны были перейти в исключительную собственность католических монахов.
Испытывая сильнейшее давление послов Франции и России, султан Абдул-Меджид оказался между молотом и наковальней. Русская армия стояла в Дунайских княжествах[63]
и могла безнаказанно подойти к Константинополю. С другой стороны, французский средиземноморский флот представлял угрозу для подвластных султану Триполи и Туниса. Следовало также учитывать, что Россия недавно угрожала Турции в связи с проблемой венгерских беженцев, а Франция заявила о своей готовности прийти на помощь султану. Абдул-Меджид назначил специальную комиссию для изучения ситуации со святыми местами. После долгого обдумывания комиссия пришла к заключению, что фирман 636 года, согласно которому греческая церковь получила свои привилегии, должен быть отменен. Договор с католической Францией столетней давности заменил собой соглашение, заключенное двенадцать веков назад.Однако спор между двумя странами на этом не завершился. Тринадцатого сентября 1851 года Николай написал султану о своей убежденности, что не будет допущено никаких изменений касательно владения христианскими святынями, а если таковые последуют, русский посол немедленно покинет Константинополь. Одновременно с этим Опик был отозван в Париж и его место французского посла в Порте занял де Лавалетт[64]
. Новый посол быстро оценил положение дел. «Если бы это зависело от меня, — писал он, — я бы без колебаний использовал мощный флот, которым располагает Франция на Средиземном море, и, заперев Дарданеллы, добился удовлетворительного для нас решения вопроса».