Ни до, ни после этого дня мне не приходилось испытывать столь сильное ощущение от присутствия рядом с истинно царским величием. Весь его облик поражал мужской красотой, доведенной до совершенства: высота почти два метра, плечи откинуты назад, безупречная военная осанка, гордая посадка головы, мужественное и властное лицо. Его черты близки античному греческому идеалу: лоб и нос образуют непрерывную линию… Воля, энергия, мощь — все это читалось на лице императора. И удивительные глаза — настороженные, бдительные, но при этом без тени тревоги.
На принце Альберте был мундир фельдмаршала с русским орденом Святого Андрея Первозванного, на короле Саксонии — синий с золотом мундир и ордена Подвязки и Золотого руна. Королева Виктория и дамы прибыли в открытых экипажах.
В смотре участвовали войска, представляющие девять кавалерийских и артиллерийских полков, командовал ими виконт Кобермир. При появлении высоких особ оркестр грянул российский гимн. Император ехал впереди и со всем вниманием оценивал выправку стоящих в строю. Закончился смотр торжественным парадом. Очевидец церемонии отмечал радостные возгласы, встретившие старого герцога Веллингтона, когда тот поравнялся с экипажем королевы, и красивый жест принца Альберта, который ехал перед своими гвардейцами и отсалютовал шпагой ее величеству, сопроводив это воинское приветствие неподражаемой улыбкой. «Столько изъявлений дружеских чувств за одну минуту я никогда не видел», — добавил он. После парада Виктория удалилась, провожаемая громкими аплодисментами и восклицаниями: «Боже, храни королеву!» Затем в течение часа войска демонстрировали строевую подготовку, упражнения с оружием и замысловатые перестроения. Вернувшись в замок, император выразил королеве свое восхищение выучкой ее армии. Особенно высоко оценил Николай скорость и точность работы артиллеристов.
Не пройдет и восьми лет, как именно эта армия, которой так восхищался Николай, вторгнется в южные пределы его империи. И когда это вторжение начнется, выйдут наружу и станут явными последствия сорокалетней военной пассивности Британии: ведь солдаты ее величества не нюхали пороха со времен битвы при Ватерлоо. Военные смотры, строевая подготовка, бесконечная муштра ни в коей мере не могли обеспечить боеспособность армии. В разгар военных действий Алексис де Токвиль
[13]писал: «Героизм и мужество британских солдат прославляли повсеместно, громко и открыто, но вместе с тем многие пребывали в убеждении (не всегда оправданном), будто Британия отчаянно бедна военными талантами, что сказывается как на организации войск, так и на ведении боевых действий, и не способна даже в критической ситуации собрать крупную боеспособную армию».Великолепная атака легкой кавалерии — самый прославленный эпизод войны — вообще не имела стратегического значения. Она лишь стала символом мужества отдельного британского солдата. В самых крупных сражениях Крымской войны победы одерживали эти грубые, необразованные, обычные парни, которые вместе с тем оказались самыми стойкими, выносливыми и сообразительными солдатами. Именно им принадлежит честь этих побед, а не высшему командованию армии, не гражданским руководителям вспомогательных служб и уж точно не кабинету министров и парламенту. Это мужество и глубоко укоренившееся чувство долга позволили британской армии противостоять превосходящим силам противника и, как правило, побеждать.
В 1815 году Наполеона упрятали на остров Святой Елены и между великими державами, объединившимися в Европейский союз, установился мир, который длился четыре десятилетия. К середине века в Англии отношение к вооруженным силам стало нестерпимо пренебрежительным. Парламент предпочитал тратить деньги на другие нужды. Вот какой пример приводит Джон Фортескью
[14]: