Крымская война. Соотечественники

Из мемуаров Велесова

«Ночью прошли Босфор. Ждали грандиозной канонады, дождя ядер, вихрz картечи… Собирались идти на прорыв, паля изо всех орудий, слепя турецких наводчиком лучами прожекторов, поливая брустверы батарей пулеметным огнем — в cамом узком месте ширина пролива всего-то семь сотен метров, и как раз эту узость стерегут тяжелые пушки с обоих берегов.

Босфор — самый опасный участок маршрута, и единственная возможность просочиться в это игольное ушко — ночью, в туман, в плохую погоду. Так что «Морской бык» двое суток отстаивался в открытом море, у входа в пролив, благо, радар и зоркое око «Горизонта» позволяли избегать нежелательных встреч. К вечеру третьего дня погода, наконец, испортилась. Низкая облачность, сплошной туман, снижающий видимость до нескольких саженей — ни один здешний шкипер в пролив не полезет. Румелийского и Анатолийского маяков еще и в помине — англичане собрались их строить, чтобы обеспечить навигацию судам, снабжающим крымскую экспедицию, но по известным причинам оставили эту затею.

На прорыв пошли в темноте, ориентируясь по локатору, на пяти узлах, без огней, беззвучно, на мягких лапах. Старший офицер сулил страшные кары тем, кто посмеет чиркнуть спичкой или хоть на долю секунды включит в каюте свет.

Когда линии берегов на экране радара сошлись почти вплотную, напряжение достигло предела. Расчеты замерли у орудий, команды отдавались даже не вполголоса — шепотом. Ядро из тридцатидвухфунтовки, выпущенное с расстояния в три с небольшим сотни метров способно пробить железно борта, как бумагу. Это, конечно, не осколочно-фугасный снаряд с тротиловой начинкой, но все равно, приятного мало…

Минуты томительно текли; сквозь туман просвечивали тусклые оранжевые пятна — факела на брустверах. С близкого, рукой подать, берега до нас долетали звуки: собачий брех, дребезжание медного гонга, чужая, незнакомая речь. Размеренное пыхтение машин и плеск воды под форштевнем «Морского быка» казалось, оглушали… Прямо по курсу мелькнул желтый огонек, раздались испуганные вопли, и под форштевнем хрустнула скорлупка турецкой фелюги. Мы замерли — вот, сейчас ударят колокола, забегают люди с фонарями, загрохочут тяжелые пушки. Минуты томительно текли, крики несчастных, погибавших под винтами "Морского быка" давно стихли и… ничего!

Босфор проползли за четыре с половиной часа, не смея перевести дыхание, сделать лишний шаг по палубе, превратившейся, в туго натянутую кожу на турецком барабане. И лишь когда берега на экране «Фуруны» раздвинулись, и в лицо ударил стылый ветер Мраморного моря, стало ясно — мы прорвались!»

II

Севастополь и окрестности

Севастополь восторженно принимал потомков: толпы на бульварах, роты флотского экипажа и гарнизона, выстроенные для торжественной встречи на площади, цветы, речи, восторженные барышни, банкет в Морском собрании… А потом началось: бесконечные совещания у Зарина, на «Алмазе», посещение кораблей Нахимовым, миноносцы, снаряды и первый, собранный прямо на пирсе «Ньюпор».

За город Андрей вырвался лишь на третий день. В компании юнкеров он отправился на гарнизонное стрельбище. Севастопольскому начальству демонстрировали боевую технику: броневики, трехдюймовки и кургузые мортиры системы «Шнайдер». Стрелкам, набранным из частей гарнизона за живой ум и сметливость, наскоро объясняли, как обращаться с трехлинейкой, и к всеобщему удивлению, через полчаса они уже ловко загоняли на место обоймы и клацали затворами.

Венцом «показа» стал «Марк-V», один из двух наших исправных «ромбов». Еще с двумя предстояло повозиться — у одного пробита лобовая броня и поврежден двигатель, другой же щеголял дырами в пушечном спонсоне. Единственный «Рено» не имел башни, но бегал достаточно шустро.

Танк развернулся, обдав зрителей сизой газолиновой гарью, и замер. Севастопольцы неуверенно приблизились к пышущему жаром чудищу. Скрежетнуло железо, откинулся люк и на свет божий вылез юнкер Михеев. Перемазанная копотью мальчишеская физиономия сломала ледок отчуждения: офицеры облепили танк, кто-то уже отстегивал саблю, чтобы залезть внутрь, а юнкер Штакельберг почтительно поддерживал под локоток самого Тотлебена, возжелавшего непременно забраться на крышу ползучего бронесарая.

Андрей знал, что будет дальше. Начнут взахлеб смаковать, как эта восхитительная техника задаст перцу османам; потом вспомнят, что танки надо сначала дотянуть до Дуная, не запоров при этом капризные трансмиссии и не измочалив гусеничные ленты. Это повергнет энтузиастов в замешательство: здесь не мыслят подобными категориями, для логистики 1854-го года, самый тяжелый из возможных грузов — бронзовая осадная мортира весом в несколько тонн. Кто-то предложит перебрасывать бронетехнику по Дунаю, под прикрытием речных канонерок (которые, к слову сказать, еще надо оснастить) и дискуссия вспыхнет с новой силой.

Андрея тошнило от этой темы — они с Глебовским и генералом Стоговым последние двое суток только об этом и спорили. Нет уж, пусть теперь юнкера отдуваются, тем более, что им явно льстит всеобщее внимание…