Крымская война. Соотечественники

– Зря вы так, Ефросинья Георгиевна! – насупился Карел. – Замечательный писатель, а что слегка пафосен – так время было такое. Зато как сочно описывает! Я в шестом классе прочитал в «Отверженных» про парижскую клоаку – потом ночью снились сводчатые тоннели, плесень на стенах и все такое. Однажды даже кошмар приключился: будто тону в грязи в подземном тоннеле. Так на мои вопли полкорпуса сбежалось! Это в спортивном лагере было, – пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Белых. – Меня потом даже невропатолог поверял.

– И что, признал шизофреником? – с интересом осведомился Змей. Он, вооружившись любимым ножом, резал бечевки на пачках.

– Нет, предложил вместо Гюго читать «Незнайку на Луне». Сказал, психика крепче будет. Но я все равно читал и даже решился как-то залезть в дождевую канализацию.

– Ну и как, понравилось?

– Да чему там нравиться? Плесень, крысы, вонища, дерьмо под ногами. Все как у Гюго, только вместо кирпичной кладки бетон. Трупов в жиже, правда, не находил…

Фро передернуло.

– Трупы в канализации? Что за мерзости вы рассказываете! Вот и видно, что этот ваш… – она перевернула брошюру, – …ваш Виктор Гюго лучше всего разбирается в подобных мерзостях! И с чего вдруг великому князю вздумалось заказать эту писанину именно ему?

– Вы не правы, мадам, – вступил в разговор Белых. – Виктор Гюго замечательный литератор, странно, что вы о нем не слышали. Есть у него роман из средневековой жизни – «Собор Парижской Богоматери». Поспрошайте по книжным лавкам, вам понравится. У нас из него даже мюзикл сделали…

– И после смерти мне не обрести покой,Я душу дьяволу продам за ночь с тобо-о-ой! –

страдальчески провыл он.

– Фу, какая пошлость! – Фро аристократически сморщила носик. – Такие вирши – в самый раз для приказчиков и кухарок. И к тому же, Жорж, я не раз говорила: взрывы и стрельба губительно отразились на ваших музыкальных способностях.

– Это точно, – хмыкнул Вий, отрядный бард. – Командиру мамонт на ухо наступил.

Белых сделал вид, что не расслышал подколки.

– Так вот, книжицу эту, «Наполеон малый», Гюго написал сам, не по заказу. Во Франции-то эта книга под запретом. Великий князь через нашего посланника в Британии (Гюго сейчас в изгнании, на острове Гернси) испросил позволения напечатать в Брюсселе большой тираж, десять тысяч экземпляров. Чтоб уж всем хватило.

Каплей кивнул на штабеля пачек, загромоздившие прихожую. Вчера они перекидали их из пароконного фургона в особняк, а с утра за «товаром» уже стали приходить люди: студенты, владельцы книжных лавочек, репортеры парижских газет. Белых давал сколько унесут и денег за товар не спрашивал.

– Не ожидалль от рюсский гроссер кньяз такой шляухяйт… коварстффо, – произнес Лютйоганн. Он говорил медленно, с паузами, но теперь его хотя бы можно было понять с первого раза. За последние несколько месяцев бывший кайзеровский подводник изрядно подтянул свой русский.

– Согласна с вами, герр офицер! – кивнула Фро. – Распространять в чужой стране площадные памфлеты, чтобы настраивать подданных против правителя, – неужели государь одобрил такую низость?

Вий, услышав эти слова, хохотнул. Белых исподтишка показал ему кулак.

– Не думаю, что Николай Павлович в курсе. Памфлеты – целиком затея Велесова. Видите ли, мадам, в наше время было такое понятие – «информационная война». Возможно, с вашей точки зрения это не очень-то… безупречно в плане морали, зато дает результаты. Позвольте, я вам объясню…

III

Париж, площадь Бастилии

– А где ист театр? – недоуменно спросил Лютйоганн. – Это вокзальна вонфлехер… площатть, нихьт ваар?[13]

– Герр обер-лейтенант забывает, какой сейчас год. Наверное, ни театр, ни вокзал еще не успели построить.

– Если верить Ламарскому, парижская контора Ротшильда здесь. – Белых указал на особняк с колоннами. – Тот дом, к которому подъехал фиакр.

– Может, это Ротшильд и есть? – спросил Гринго. Взгляд у него заострился, будто он щурился на вылезавшего из экипажа господина в окуляр оптики.

– Чтобы первый банкир Франции ездил в такой таратайке? Это как если бы Сорос раскатывал по Нью-Йорку в «Тойоте Камри». Да и рановато еще… что там говорил ваш питерский знакомый, Ефросинья Георгиевна?

– Ротшильд приезжает в контору банка в восемь тридцать утра. Минута в минуту.

– Сейчас без четверти восемь. Не хотелось бы отсвечивать на площади целых полчаса. И так на нас поглядывают с подозрением. Вон тот ажан только что косился…

– Пуалю, – поправила Фро. – В Париже полицейских называют «пуалю», курица – из-за того, что управление полиции стоит на месте старого птичьего рынка.

– Да хоть петухи! – хохотнул Карел. – Лишь бы до нас не домотались.

Прохаживавшийся по площади блюститель порядка посматривал на компанию с нескрываемым подозрением.