Крымские «армагеддоны» Иосифа Сталина

В 1952 г. в связи с «делом врачей» назначили сразу две судмедэкспертизы сердца Щербакова. Независимо друг от друга обе комиссии определили, что лечение его носило «криминальный характер». Допросили в качестве свидетелей участников вскрытия – профессора А. В. Русакова[559] и председателя Мосгорздравотдела доктора П. Т. Приданникова[560]. В итоговом документе сказано: «Заключения обеих комиссий в общем совпадают. Они соответствуют результатам предыдущего медицинского осмотра и подтверждают криминальный характер лечения товарища Щербакова А. С.».

Причиной смерти Александра Сергеевича был назван инфаркт миокарда. «Криминал» же был усмотрен в том, что лекарства больному давали в неправильных дозах, и в том, что нельзя было разрешать ему совершать столь длительные поездки в автомобиле. Обвинения явно косвенные. Даже если и были допущены врачебные ошибки, на заранее продуманный преступный план они никак не тянут.

Однако следствию удалось получить признательные показания самих обвиняемых Этингера и Рыжикова в том, что они преднамеренно залечили Щербакова. И если к Этингеру применялись незаконные средства дознания, отчего он умер в Лефортовской тюрьме, то Рыжиков во всем сознался добровольно. Причем указал, что действовал по распоряжению Этингера. Правда, позднее он утверждал, что совершил самооговор под угрозой, что будут арестованы его жена и сын. Но как раз это-то и сомнительно: ведь став «родственниками врага народа», да еще и убийцы одного из коммунистических вождей, они могли пострадать гораздо сильнее. Как обстояли дела в самом деле, никто уже рассказать не сможет.

Главное все же в том, что озетовский круг в столице был узок, все друг друга знали, и Я. Г. Этингер играл в нем далеко не последнюю роль. К тому же он был в тесных дружеских отношениях с академиком М. С. Вовси и М. С. Михоэлсом, общался со многими членами президиума ЕАК. Следовательно, он имел возможность поддерживать связь с «Джойнтом». А. С. Щербаков, будучи идеологом Русского Ренессанса, являлся важнейшим препятствием на пути учреждения еврейской республики в Крыму. Поскольку неопровержимо доказать врачебную ошибку, особенно при лечении сердечнососудистых заболеваний, почти невозможно, совершить убийство пациента посредством залечивания и не сложно, и безопасно. Тем более, что конкретных преступников никто не назначал и точных сроков для убийства никто не устанавливал. Просто сложились обстоятельства, когда сделать это стало возможно.

Ну, а на суде истории мы вновь сталкиваемся с частью 3 статьи 14 УПК РФ: «Все сомнения в виновности обвиняемого, которые не могут быть устранены в порядке, установленном настоящим Кодексом, толкуются в пользу обвиняемого».

Убийство Андрея Александровича Жданова

Если в причинах смерти А. С. Щебракова разобраться практически невозможно, то в убийстве врачами А. А. Жданова сомневаться не приходится. Вопрос сводится к характеру убийства: совершено оно по причине гордыни медицинской профессуры или умышленно. О трусости проштрафившихся медиков умолчим.

В середине июля 1948 г. Жданов отправился на отдых в санаторий «Валдай». 23 июля во время телефонного разговора с Москвой с ним случился ужасный приступ загрудинной боли. Больной только и мог, что кричать: «Ой, батюшки мои!». Комната была заперта изнутри, и чтобы добраться до несчастного, пришлось топором выбивать оконную раму. Приступ боли сняли уколами морфина. На следующий день по вызову прилетела из столицы бригада медиков. Возглавлял ее академик В. Н. Виноградов[561]

. В бригаду вошли профессор В. Х. Василенко[562], начальник Лечсанупра[563] генерал-майор, профессор П. И. Егоров[564]

, диагност-кардиограф доктор С. Е. Карпай[565]. К ним присоединился лечащий врач Жданова – Г. И. Майоров[566].

В то время электрокардиограмма была новинкой, старая профессура разбиралась в ней с трудом. А специалист С. Е. Карпай «не сумела» разглядеть на ней инфаркт. Главная странность всего случившегося заключалась в том, что окончательный диагноз поставила ученица Этингера Софья Ефимовна Карпай – маститые профессора лишь согласились с нею. И хотя диагностика 1940-х гг. явно указывала на инфаркт миокарда, комиссия пришла к выводу: приступ сердечной астмы на фоне гипертонии. Таким образом, стали лечить следствие, а не причину заболевания.

7 августа Карпай сделала Андрею Александровичу вторую электрокардиограмму. Окончательно определили диагноз: гипертония, кардиосклероз, хроническая коронарная недостаточность, прогрессирующий стенозирующий атеросклероз коронарных сосудов, ишемия миокарда и мелкие очаги некроза. Говоря проще – инфаркт миокарда. Но и тогда болезнь не назвали своим именем и лечением, помимо всего прочего, назначили – активное движение. Комиссия улетела в Москву, Жданова оставили поправляться на природе.