— Во-во, Боренька. Изучай всё внимательно. Найди там американское консульство и поприкидывай, как можно возле него человечка незаметно изъять. А то наш шустрик в Америку, кажись, намылился. С моими бабками, — сделав ударение на последней фразе, сказала она. — А значит и с твоими, в некотором роде…
Лида внимательно посмотрела на Бориса:
— Ты чего такой вялый? Пил, что ли вчера? Я же просила…
— Да нет, Лидия Петровна. Просто спал плохо. Кстати, там у нас в Гамбурге сумма уже приличная скопилась у Алексея, — попробовал перевести тему Борис.
— Ты мне пургу не гони — не люблю, — жёстко отрезала Афанасьева. — Выкинь всё из головы, кроме этой темы. Ещё раз нажрёшься перед командировкой — накажу.
И затем обычным своим тоном продолжила:
— Спал он, видите ли плохо…. Вон — попроси лучше у девочки водички и алказельцера, — она кивнула на проходившую по салону стюардессу, — и думай, Боря, думай!
Борис, мысленно послав проклятия в адрес проницательной старухи, нашёл в ноутбуке отдел «Зарубежные посольства, расположенные в городе Киеве» и посмотрел адрес американского консульства. Затем укрупнил карту города и добрался до улицы имени Николая Пимоненко.
«В натуре надо собраться!» — щёлкая мышкой, рассеянно подумал он.
Утром, после ухода Георгия, Борис ещё два раза умудрился помучить Лику. Во второй раз к ним присоединилась и проснувшаяся Ирка. Получилось очень даже ничего. Когда он забрал машину со стоянки и развёз девчонок, то едва успел вовремя приехать за Афанасьевой. И сейчас, после напряжённого утра, чувствовал себя как выжатый лимон.
Похмелье принесло с собой невесёлые мысли. Может он зря затеял такую опасную игру?
Всё-таки, как ни крути, а Железная Лида один раз его сняла с серьёзного крючка. Хотя, позже Борис пришёл к выводу, что скорее всего, она же его на этот крючок и посадила.
…В заснеженной холодной Москве, восемь лет назад, положение его было просто ужасным. За долги Борис уже расстался со своей большой трёхкомнатной квартирой на Преображенке, доставшейся ему в наследство от бабки. Ночевал где придётся. В основном, в общаге МГУ, или на квартирах бывших сокурсников. Ел только то, чем угощали его сердобольные студенты. Но проценты на остатке долга нарастали с космической скоростью. И вот настал день, когда крепкие ребята прихватили его прямо на улице и, оглушив, запихнули в машину.
Очнулся он в каком-то холодном сарае за городом. Пролежал он там без еды около суток и был близок к обморожению. Когда хотелось пить, сосал сосульки и жевал жёсткий снег.
Из глубокого полуобморочного сна его вырвал сиплый голос и чувствительный удар ногой по рёбрам:
— Вставай-вставай, молодец! Расскажи-ка и мне ещё какую-нибудь свою байку! Про родственников в Израиле, которые деньги не щадя сил для тебя собирают…Или что там ты ещё моим пацанам пел?
Перед ним, засунув руки в карманы, стоял невысокий коренастый мужчина в длинном кожаном пальто. Борис поднял голову и обомлел от страха. Сверху на него брезгливо смотрел Кореец. Его однажды в игровом зале одного из московских казино показал Фролову один знакомый прощелыга. При этом он выдал страшному на вид мужику самую серьёзную характеристику. Вор в законе, владелец трёх казино и, по слухам, самый кровожадный бандюган столицы, плотно сидящий на игле. И вот теперь, словно призрак из страшного сна, он стоял над Борей и буравил его своими узкими глазками-бойницами.
— Ну что, соколик, долги будем возвращать, или решил меня поиметь?
Борис собрал остатки сил и, давясь набежавшей слюной, промямлил:
— Я же отдал большую часть… На днях мне должны перевод…
И тут же поперхнулся, получив удар ногой в пах.
— Всё, паря… Насточертел ты мне. И сказки твои прискучили. А надумал я вот что. Человек ты молодой и вроде как без вредных привычек. Так что ливер у тебя на продажу подходящий. В последний раз даю тебе ровно три дня на поиски лаве. Потом — на операционный стол! Вот такая байда. Всё, пацаны — увозите это дерьмо!
Двое братков подхватили, потерявшего от холода и страха сознание Бориса, кинули в машину и повезли в неизвестном направлении.
Очнулся он в тёплой комнате на диване. Ничего не понимая, он попытался привстать.
— Лежи-лежи, студент. Отогревайся…
Напротив него в кресле сидела пожилая женщина со строгим лицом и со вкусом курила дешёвую папиросу. Первое, что поражало в незнакомке — это небольшие, блестящие как смола, чёрные глаза. Казалось, в них совсем нет зрачков. Темноглазая женщина с интересом следила за пробуждением Фролова. Заметив, что Борис уже способен воспринимать действительность, она как-то безжизненно подмигнув, спросила:
— Значит это ты обул Корейца на тридцать тонн зелени? Красавец! Сговорился, значит, с крупье, и поимел старого вора? Да уж, ты действительно философ!
И страшная дама засмеялась. Смех её был похож на клёкот хищной птицы. Потом, резко успокоившись, загасила папиросу и стала строгой, как учитель на экзамене.
— Только вот что, мальчик. Дружок-то твой, однокашничек, уже смотрит как трава растёт.
Только с той стороны, — она показала большим пальцем на пол. — Жить хочешь?