— Варит у тебя кочан, лосиная твоя морда! Да, Толстопуз?
Костров, с любовью глядя на корифана, пьяно кивнул:
— Однозначно!
И, смутившись, икнул.
Вскоре после ухода Лося, на кухне, перекрикивая Роберта Планта, Карытин с Толстым исполняли свою версию знаменитой композиции «Лестница в небеса». Это давалось им нелегко. Тональность была высоковата…
…А двумя часами раньше Лидия Петровна уединилась с Ломакиным в большой, украшенной охотничьими трофеями комнате с жарко пылающим камином. В углу возле высокого дубового буфета с цветными рифлёными стёклами, громко тикали большие напольные часы с тусклым циферблатом. Три удобных, сделанных на заказ, кресла, стояли в центре, вокруг небольшого стола из морёного дуба. Рядом с окном примостился диван на гнутых ножках с мягкой велюровой обивкой. Чувствовалось, что над интерьером помещения поработали с душой и без всяких новомодных штучек.
Леди курила, пуская дым к потолку, и хрустела своими любимыми конфетами.
— Испортишь ты себе зубки этими цукерками, Лидушка, — неодобрительно покачал головой дед Гриб, сидя возле камина в кресле-качалке.
Афанасьева, постукивая папиросой по спичечному коробку, спокойно ответила:
— Ты, Иваныч, за мои зубы не беспокойся. Скажи вот, к примеру, почему в двух последних твоих отчётах цифры занижены? На двадцать одну тысячу?
Ломакин закряхтел, вылез из кресла и подошёл к горящему камину. Взяв в углу кочергу он начал что-то подправлять в очаге. Затем, обернувшись, весело посмотрел на Лидию Петровну из-под кустистых бровей.
— Расходы, Лидушка, расходы… Менты свою долю подняли. Братва, опять же, тоже борзеет потихоньку…
Афанасьева, не отвечая, стала смотреть на огонь. «Мутит, конечно, дедок… Крысятничает. Да бог с ним — мне сейчас он позарез нужен. Вот раскрутим эту тему с американским баблом — тогда и можно ему предъяву кинуть. Хотя если выгорит всё — брошу всю эту мышиную возню — и в штаты свалю! Навсегда… — она стряхнула пепел. — Где же Борис запропал?»
Ломакин отошёл от камина, забрался в кресло и с трудом придвинул к себе тяжёлый стол на котором стояла высокая хрустальная рюмка и початая бутылка коньяка. Выпив, он расслабленно прикрыл глаза. Потом, посмотрел с прищуром на Афанасьеву изучающим взглядом и спросил:
— Где же твой стратег подевался? Что-то слишком долго он возле консульства гуляет…
Лидия Петровна жёстко глянула в умные глаза дедушки Гриба.
— Борис своё дело знает. Приедет — и разложит весь пасьянс на завтра. Ты, дед, лучше расскажи мне, как твои опричники проворонили в аэропорту…этого, Карытина?
Ломакин заёрзал в кресле. Потом опрокинул ещё рюмку коньяка и крякнул.
— Да… Мой грех. Послал вроде и не совсем последних дураков… — он сокрушённо покачал головой. — Самому надо было поучаствовать. Оттого и казнюсь теперь денно и нощно….
Железная Лида усмехнулась, глядя на покаянное лицо дедушки Гриба. Она хорошо знала актёрские способности старого вора, и ни на минуту не усомнилась, что Ломакину давно до лампочки его промах.
— Давай-давай! — подзадорила она Василия Ивановича. — Вон, черпани пепла из очага, да башку свою хитрожопую присыпь для полного раскаянья!
Её глаза зло сверкнули:
— Будет тебе юродствовать — расскажи, как дело-то было!
С дедушкиного лица исчезло выражение раскаяния, и оно стало сердитым.
— А пусть тебе сам герой и доложиться. Как так можно таким полным лохом на ровном месте оказаться! — он достал мобильный, набрал номер, и грубым тоном сказал в трубу: — Але, Саныч? А ну-ка бросай там хуи пинать — и живо ко мне в охотничью подскочи!
Через пять минут, в дверь постучались и в открытую щель просунулась бритая голова утреннего любителя мотоциклов:
— Можно, Василий Иванович?
— Можно Машку за ляжку! Проходи, герой. Вон — гостья наша интересуется, как вы позавчера в Борисполе человечка потеряли. Расскажи-ка всё без утайки…
Саня покраснел и насупился:
— Я же вам расска-…
— Бля, Саня, ты чо — оглох? — Иваныч даже привстал в кресле. — Ещё раз меня так подведёшь — будешь рассказывать всей братве о своём лоховстве по сто раз на день!
Парень вжал бритую голову в плечи и нехотя начал:
— Ну я, короче, с Хохлом и Цыганом поехал в Борисполь. Нужно было взять пассажира с американского рейса. Фото его у нас не было… — Саня, ища поддержки глянул в сторону Лидии Петровны. Афанасьева презрительно посмотрела мимо парня. Потом молча закурила и пустила вверх тонкую струю дыма.
Ломакин недовольно глядя в потолок, где расплывалось облако от «Беломора», кивнул:
— Давай — продолжай!
— Короче, не было фото. Было только устное описание… Бородка там у него вроде и прочая хуетень. И что лох этот, будет единственный пассажир из Бостона… Ну мы, зарядили нашего таможенника соткой грина, и он вместе с этим кренделем вышел из накопителя.
Ну, типа, чтоб мы его срисовали…
Браток нерешительно стал переминаться с ноги на ногу.
Лидия Петровна слушала нехитрый рассказ без особого интереса.
— Дальше…