Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока

Когда-нибудь мы вспомним это,И не поверится самим,А нынче нам нужна одна победа,

Одна на всех, мы за ценой не постоим,Одна на всех, мы за ценой не постоим!

Вагон грохотал аплодисментами. Потом Петя Борисов забрал из моих рук гитару и сбацал «Комбата». И когда только выучил, да еще втайне от любимого командира. Тут хошь не хошь, а слеза на глаза накатила. Потом гитара пошла по кругу – концерт народной самодеятельности, блин.

Потом были еще «любэшные» песни, потом «Сережка с Малой Бронной и Витька с Моховой», «Орлята учатся летать»… Потом были «Дороги», «Землянка», «Жди меня»… Тут уже глаза влагой стали наполняться у зенитчиц… Высокая сероглазая москвичка Маша Калитина протянула было руку за гитарой… На нее особо подействовала песня про не вернувшихся с войны московских парней. Это для нас, не москвичей, просто слова, а для таких, как она, это конкретные имена и лица. Мальчики, ушедшие на войну прямо с выпускных вечеров. Это было. Потом на войну пошли девочки. В зенитчицы, санитарки, радистки. И сколько из них сгорело в этом огне, тоже не счесть. Не более трех процентов из них воротились домой. В нашей истории это было поколение, почти подчистую выбитое свинцовым военным градом. Но мы так и не узнали, что хотела исполнить нам Маша, потому что завыла сирена воздушной тревоги, смешавшаяся с паровозным гудком. Налет.

Мы уже почти подъехали к Воронежу. Немецкое крылатое зверье здесь было еще не пуганное и довольно многочисленное. Так что угроза немецкого авианалета была вполне реальной. Зенитчицы полезли на платформу к своим орудиям, а мы распахнули боковую дверь. Впереди и чуть справа горел Воронеж. Над ним, будто стая воронья, кружили самолеты люфтваффе. Полсотни, а может, и сотня бомбардировщиков. МЗА, а именно они составляют пока основу советской ПВО, до них не доставали. По численности это должны быть одна-две бомбардировочные эскадры полного состава. Кажется, бомбили станцию, возможно авиазавод и какие там еще в городе. А может, асы Геринга просто занимались привычным для них делом – ровняли город с землей.

Но у немцев в этот раз все прошло не так гладко. На станции Воронеж сейчас должен был находиться эшелон с танками майора Деревянко. Его «Панцири» посылали немцам горячие приветы, отгоняя их от станции. Появляющиеся время от времени над горизонтом инверсионные следы и взрывающиеся в воздухе самолеты говорили немцам, что они нашли приключений на свою пятую точку. Короче, ледовое побоище в разгаре. Воленс-ноленс, мы тоже должны были попасть в эту мешанину. Но не успели. В небе появилась пара «лесников». Два МиГ-29, недавно перебазировавшиеся на аэродром под Москвой, доказали, что для них 350 км – не крюк.

Две тройки немецких бомбардировщиков, пытаясь обойти станцию с юга и оттуда прорваться к городу, подошли к нашему эшелону на расстояние восемнадцати километров. Это они зря… Дело в том, что «Панцири» умеют работать в автоматическом режиме интегрированной группой. Шесть ракет – шесть пораженных целей…

Логику нашего командования, отдавшего приказ при возможности открывать по немецким бомбардировщикам огонь на поражение, я понимаю. Сбитый немецкий бомбардировщик – это не только выведенная из строя вражеская боевая единица и пара тонн дефицитного для СССР дюралюминия, который пионеры с удовольствием приволокут на сборный пункт металлолома. Это еще от трех до пяти высококвалифицированных членов экипажа, которые в случае, если самолет будет подбит над советской территорией, или будут убиты, или отправятся пилить лес или класть шпалы. Для нас – чистый плюс, для немцев – чистый минус.

МиГ-29 начали качать маятник, сделав пару заходов на основную группу немецких бомбардировщиков. Результат показался немцам достойным классического расстройства желудка, и они бросились врассыпную.

И именно в этот момент к городу начали подтягиваться местные истребительные силы на «ишачках», «яках», «лаггах» и «мигах». Очевидно, что матерные послания из Москвы достигли ушей местного начальства и пробудили местную истребительную авиацию к действию.

Кто-то сказал, что рубка бегущей пехоты – это самое увлекательное занятие для кавалерии. Могу сказать, что для истребителей панически удирающие в одиночку бомберы – цель не менее заманчивая. Конца этой драмы мы так и не увидели, потому что вся эта карусель удалилась на запад. Могу сказать одно – у товарищей из местного НКВД наступила страдная пора. Небо просто кишело куполами медленно опускающихся парашютов. Есть, конечно, среди них и наши истребители, которым не повезло. Но большинство – это все же парни Толстого Германа, на которых клейма некуда ставить.

Плохо, конечно, лишь то, что теперь даже самому тупому немецкому генералу станет понятно – ни в какой Сталинград наша бригада не поехала…

29 января 1942 года, утро.