Крысиная башня-2

— И ничего не херня! У меня, когда со спецназом в Башне бился, было такое! Когда выпрыгиваешь из-за угла и шьёшь очередью! — потому что чувствуешь, что вот он — момент, когда они не готовы! А если в этот момент думать, что вдруг да не успеешь, вдруг да кто-то успеет наоборот в ответ выстрелить, — то и вся бы шустрость терялась! А так — не думая, — хха! Выскочил. Полосонул очередью, — и назад! Не задумываясь!

— Герой! — буркнул Толик, — Крепкий какашек. Сколько можно хвастаться. Это и не спецназ был — обычная пехота, чтоб ты знал. Хотя, конечно, люди с опытом…

— А сам-то!! — озлился Крыс, — Я ничего не хвастаюсь, я только как дело было говорю, — к слову. Ты — сам-то! Постоянно Белке хвастался подвигами своими, привирал небось ещё!

— С благой целью. — не стал спорить и отпираться Толик, — Иногда и привирал. Для пользы дела. Но незначительно. Да ладно, Крыс, не обижайся; я знаю, что ты герой. И все уже знают — во всей общине, хер знает откуда, хы. На тебя только и надеются. И на твой ПэПээС.

— Бля, Толян, достал! — решил всё же обидеться Сергей.

— Да ладно, чо ты. Настроение просто херовское, вот и грублю… — пошёл на попятный Толян. — На Совете вот ты всё по делу выступил — стратег! Мозги работают в правильном направлении, — молодец! Вырастешь — станешь вождём клана! Как Спец.

— Угу. — согласился Крыс, принимая неформальные извинения.

— Серый… — снова подал голос Толик, — Ты чо, себе татуху набил?

— Не, начал только. Там крутая татуха, с полутонами. Викинг сказал раз пять надо будет заезжать.

— Ну и зря.

— Ничо не зря. Ещё эмблему хочу на рукав: крепостная башня, а на её фоне оскаленная крыса! Круто. Зулька сказала, что может вышить. Потом.

— Детство в жопе.

— Ну и пусть. Толян, ты опять начинаешь?

— Не. Я так. Раз хочется — на здоровье. Это я так.

— Тут прям озверение какое-то, намного хуже чем в городе! Во время пришло! — вмешался в беседу Жексон, — Все друг друга мочат почём зря. Вчера ещё в один магазин, может, ходили; с одной полки мясную нарезку брали, — а сейчас готовы друг друга замочить!

— Полки с мясной нарезкой у всех разные стали! — пояснил Толик, — и вообще, — на всех не хватает. Вот и оно. Как говорит Серёгин батя: бытиё определяет сознаниё.

— Это-то понятно… — согласился Жексон, — Но, блин, с каким ожесточением, и за что! Мне девчонки рассказывали, как их чуть всех не прижмурили бандюганы в лесу, летом ещё, — Вовчик, кстати, спас. Ну это ладно — бандиты. А как здесь… ведь большинство вместе приехали! — вместе на полях работали, обживались, — а сейчас готовы друг друга резать! Вот… Аделька вот. Готова этого своего личного врага… …незнай что с ним сделать! И за дело — он-то её пацана как!.. Но он-то как мог!..

Толик потянулся и уже лениво произнёс:

— Да нормально всё это… Люди — ещё те животные. Просто когда поляна обильная, то, что они хищные, нефига не заметно — маскируется воспитанием. А как за жратву эта…

— …конкуренция! — подсказал Сергей.

— Да. Как за жратву конкуренция — тут сразу клыки и вылазят. Да это всегда, и раньше так было — только мало кто замечает; опять же — полиция, законы, морали, то да сё… Мешали, бля, горло друг другу перегрызть. Но желание-то было! А как ограничения пропали, так и понеслось! Вот, Серёгина мамаша всё втирала, помню, про «позитив» и про «мораль». А куда всё делось, как только… ладно, об этом не будем. А вообще человеку человека замочить всегда было раз плюнуть — за любую малость. Люди такое зверьё…

— Ты вот девку и двух парней на базаре застрелил — сам рассказывал! — мстительно напомнил Крыс, — Зверьё!

— Ага… — легко согласился Толян, — И я тоже, что такого. Не мы такие — жизнь такая! — хоть и не люблю я этих оправдательных речёвок, вполне без них обхожусь. Захотел — и грохнул! Если я захотел — чем не основание? Опять же они первые начали…

— Зверьё… — повторил Крыс, — А вот повод «захотеть грохнуть» у тебя, Толян, какой? Раз уж разговор зашёл. Ну, ту девку ты за то, что она шухер на базаре подняла, что-то выступать стала; а парни за неё вписались. Как бы самооборона. Потом этих, соседей наших, чёрт бы их побрал — которые Графа съели, и консервы им ещё носили, — за то, что навели на нас. Это всё понятно. А ещё? За что можешь?

— Да… много что ты ещё не знаешь… — уже конкретно зевая, произнёс Толян, — Да хоть за что… Не обязательно за то, что мне что-то плохое сделали или могут сделать. Просто за то, что люди — говно. За это убивать тоже надо, я считаю.

— А как ты определишь, что человек — говно? — встрепенулся Жексон, — Понадкусываешь? Хы.

— Жизненный опыт! — покровительственно сообщил Толян. Уже расслабленно, растягивая фразы, сообщил:

— Грохнул я как-то троих… Бабу одну, старую кошёлку; сыночка её, пидораса; и ещё одного гандона… А за что, спросишь, бабу-то… Она начальница моя была одно время, выделывалась… но не, не за это; за это максимум бы в морду дал. Не думай, что я совсем-то… А за то…

— Это тут, что ли? — спросил сонным голосом Крыс, — В смысле в Мувске уже?

— Ага.

— Когда и успел…