Крысиные гонки

Калина длинно и забористо выругался; и Шапа посмотрел на него неодобрительно: фраерские привычки для серьёзного урки, под которого тот так старательно косил. Стали сгонять и стаскивать всех в кучу у костра, бабы опять выли и ныли; у большинства от слёз потекла косметика, и теперь, в ярком пляшущем свете костра и лучах фонарей, с лицами, искажёнными ужасом и перемазанными потёками туши, они выглядели совсем не так привлекательно, как до этого мирно и уютно спящими. Но Пичуге, Чике и Хуте с Носом было пофиг, они уже кружили вокруг, высматривая, на какую наброситься первой; и только строгие окрики Калины удерживали их от того, чтобы сию же минуту не нарушить чью-нибудь половую неприкосновенность.

Калина-то с Шапой ясно понимали, что отвлекись сейчас «на это», - и, предоставленная сама себе толпа терпил разбежится – всех не остановишь и не перестреляешь; это сейчас их наглядная демонстрация того, что бывает за непослушание, привела в повиновение; а стоит только перегнуть палку – и… много их, за всеми не угонишься.

Но пока терпилы вели себя как положено – то есть ныли, выли, плакали; один мужик всё повторял как заведённый «Юличка-Юличка-Юличка!..» - но что было велено выполняли беспрекословно: сгрудились у костра в кучу, сели на корточки, на пятки, держа руки за головой. Туда же поволокли, бросили рядом связанного парня, пытавшегося дёрнуться на Калину; и мычащего, мотавшего тупо головой здорового мужика из разломанного теперь шалаша, видимо оглушённого; ему на загнутые назад руки Калина сам собственноручно надел наручники.

- Шо у тебя за ментовские приёмы? – попробовал было пошутить вполголоса Шапа; но бывший Башмак, а ныне главарь банды Калина был не расположен шутить, только буркнул бывшему соседу по нарам:

- Зато так быстро не вскочишь, и руки на виду… думаешь, зря нас на пересылках так держали?

- А браслеты-то у тебя откуда? – сбавив тон, поинтересовался Шапа.

- Оттуда же. Откуда и ствол. Кабан какой, еле руки ему загнул, скотина толстая. Иди-ка… Вон. Бля! Проверь, что там за палатка. Чё-то мы её пропустили…

Шапа отправился проверять палатку, на всякий случай взяв ружьё наизготовку. Проходя мимо бабы, сваленной Калиной выстрелом в спину, он заметил, что та ещё живая, елозит брюхом по траве, что-то там бурчит себе под нос; рвёт траву скрюченными пальцами – словом, отходит.

В палатке никого не оказалось; только какая-то пустая коробка да куча шмоток. Шапа прихватил рюкзак и надувной коврик, и тут только, осветив внутренность фонарём, заметил, что задняя стенка у палатки порезана сверху донизу. Ну ясно. Был и убёг.

- Слышь, Калина, там был кто-то, но убежал. А та баба вроде как ещё живая! – доложился он свежеиспечённому главарю банды, притащив барахло в общую кучу.

- Не называй меня Калина при терпилах, я тебе чо говорил?? – прошипел тот, и Шапа точно, вспомнил, как Калина перед делом велел по погонялу его не называть, типа, «его кликуха в ментовской картотеке, и мало ли что!»

Тогда Шапа только хмыкнул на такие явные понты своего кореша; хотя остальные члены банды согласно и уважительно покивали, отдавая дань предусмотрительности главаря; но сейчас тот, видать, вошёл в роль, и настроился стребовать беспрекословного исполнения своих приказаний; ишь, даже ружьё перехватил поудобнее и смотрит недобро… может и замочить, хоть и старого кореша, чисто для авторитету перед салагами, - сообразил Шапа, и среагировал как подобает: кивнул виновато, шепнул, но чтоб рядом стоящий Чика слышал:

- Облажался, звиняй… Шеф.

Вот, это прошло. Калина расслабился, тоже кивнул, соглашаясь, что мол, да, лажанулся ты, но с кем не бывает, - и мотнул башкой на здорового мужика, мычащего, лежащего лицом вниз с загнутыми назад, скованными блестящими браслетами, руками:

- А этот-то… мусор, скорее всего! Ментяра.

- Ну да?? Откуда знаешь?

- Он тута ругался. Как это? Своеобразно. Точно мент. Такие оборотцы только они могут. Очень похоже что мент. Даже наверняка. Может – бывший.

- Они сейчас все бывшие. Грят, Администрация поувольняла всех прежних, теперь новых набирает, так што оне все бывшие. Но это хорошо, хорошо… Посчитаемся, а, Шеф?.. – новое словечко прилипло, и Калина, судя по всему, не имел ничего против.

- Само собой. Он нам всё-всё про себя расскажет, паскуда. Кто-что-почём. И если в натуре мент – то кончина его будет небыстрой… Отойдём…

Они отошли чуть в сторону, чтобы шмонавшие вещи и баб пока на предмет ценностей подельники их не слышали, и вполголоса посовещались.

- Эта… грохнул ты бабу. Мокруха, как бэ… Хотя пока ещё дышит.

- Херня. Не первая, и, даст бог, не последняя. Нужно же было её остановить, не гоняться же за ней по всему лесу. Да, это… Удрал, гришь, кто из палатки?

- Пацан. Смотря по шмотью.

- Ну, пусть. Он толком ничё и видеть не мог. Ближайший пост – на дороге на Оршанск, в десяти кэмэ; даже если он прямиком туда – хрен менты в лес сунутся ночью. Да и вообще – не сунутся. Кончилось ихнее время.

- Чё с этими?

- Ща обшмонаем, повяжем, штоб не разбегались, - и в работу! Ты каких любишь: блондинок, брюнеток, хы?..