Крысиный Вор

У Монфу непристойно заурчало в животе, Куду сглотнул слюну, а Вабито напрямик спросил:

– Где и когда она желает нас видеть?

– Вот это мудрый подход, мой молодой друг. В Бунвате, в харчевне «Журавлиный пир», завтра вечером.

Бунватом назывался городишко, до которого от Чивьярхи день пешего пути.

Отвесив степенный полупоклон, незнакомец скрылся за горячими белесыми скалами. Проследив за ним, Вабито, Монфу и Куду увидели, как он отвязал от куста ишака, уселся на него и потрусил в ту сторону, где пролегала большая дорога.

– Ну, и что это значит? – буркнул Монфу.

– Сдается мне, пора уносить ноги, – вздохнул Куду с сожалением.

К вони пернатого народца он уже притерпелся, а жизнь тут была хоть и впроголодь, но спокойная, в отличие от прежней череды мытарств. Ему не хотелось ничего менять.

– Надо пойти на встречу, – угрюмо и в то же время с яростным напором возразил Вабито. – Если это снова тот, о ком мы подумали, нас уже выследили, скрыться не дадут. А если это что-то другое…

Не договорив, он уставился, щурясь, в сквозящую за скалами золотисто-голубую даль.

Прижатая к полу тварь напоминала рябящий мутный ручей, который пытается течь, но остается на месте. При этом она выглядела такой же вещественной, как наступившая на нее матерчатая туфля, поношенная, с загнутым носком и вышитыми цветными звездочками. Две другие гадины, которых тетушка Старый Башмак ухватила за хвосты, казались струями колышущегося серого дыма. От их волнообразных движений голова шла кругом и подкатывала тошнота, смешанная с мертвящим ужасом.

По счастью, их было только три, и тухурва исхитрилась всех поймать. Не окажись ее рядом – быть беде, гнупи не совладали бы с такой напастью.

Шнырь, Дергун и Словоплет забились в дальний угол и дрожали, хотя эта струящаяся пакость рвалась не к ним, а к рыжему ворюге-подлюге. Тот растянулся на полу с белой, как зазря прокисшие сливки, рожей. Кажись, в обмороке. А Папаша Черепах задал деру. Гадов из Нижнего мира он не видел – где ему, простому смертному, и гнупи тоже не видел – благодаря чарам господина, никому из людей их не углядеть, кроме самого господина Тейзурга да Крысиного Вора.

Папаша Черепах, которого гнупи так прозвали, потому что приехал он в сундучке и вначале был большой сонной черепахой, а потом господин превратил его в человека, испугался тетушки Старый Башмак. Как влетела в комнату маленькая проворная старушонка с черными, будто смородина, недобрыми глазами и паутинными кружевами на чепце, так он сразу признал в ней тухурву, о которой, небось, страшилок в детстве наслушался – и был таков.

– Я их долго не удержу! – сиплым от натуги голосом проскрипела Старый Башмак. – Шнырь, дуй за господином!

По ее сморщенному личику, похожему на пестровато-коричневую поганку, каплями стекал пот.

– Так он же меня лютой смертью казнит! – плаксиво отозвался из угла Шнырь. – Все же знают, что бывает с гонцом, который принес дурную весть…

– Господин умный, он никого еще не казнил за нужные вести. – Тухурва едва не упала, но все-таки не упустила ринувшуюся вперед дымную гадину, которую припечатала каблуком к паркету. – Чтоб вас, вишь ты, какая пропасть… Ты смекни, ежели принесешь дурную весть – может, и казнит, а коли вовремя позовешь на помощь – наоборот, благодарностью не обидит. Так что мчись во весь дух, одна нога здесь – другая там, каждая минуточка дорога!

И Шнырь помчался. Чтобы лишний раз не петлять по улицам, он пользовался изнаночными тропками волшебного народца, по которым человек, будь он хоть трижды могущественным магом, пройдет только с провожатым из народца, и то если правый башмак наденет на левую ногу, а левый на правую. Всякое людское строение обрастает со временем такими дорожками и потайными «карманами».

Срезая путь, Шнырь пронесся, как стрела, через множество странных для человека помещений: одни напоминали деревянные ящики или выстланные бархатом шкатулки, другие были точь-в-точь крысиные норы (тут посланец вспомнил о своей потере и горестно шмыгнул носом), третьи, куда ни глянь, сплошь в полочках, на которых громоздилась кукольного размера утварь и лежали съестные припасы. Местные обитатели шарахались с дороги, возмущались, спрашивали, чего он так спешит, один раз кинули вслед орехом.

Ему пришлось сбавить скорость, пробираясь через длинную залу, где от пола до потолка тесным скопищем колонн высились пружины (кое-где к ним были привязаны красные, голубые и желтые лоскутки – видать, для красоты), а каждый шаг отзывался клавишным треньканьем. Словно нутро гигантского рояля. Шнырь понял, что его занесло то ли в театр, то ли в жилище музыканта, но осматриваться некогда: выскочил на улицу – и прямиком к соседнему дому.

Если бы прохожие могли его увидеть, они бы решили, что прыткий гнупи в темно-зеленой курточке проходит сквозь стены: из одной вынырнул – в другую нырнул, и начертанные на стенах обереги черноголовому поганцу не препятствие!