Крысы

— Это Антолиано, — сказал Нини.

И он с интересом смотрел, как тот борется с ветром, который обдавал его наискосок мелкими хлопьями и заставлял прижимать голову к плечу. Войдя в землянку, Антолиано распрямился, вдохнул полной грудью и огромными своими ручищами отряхнул снег. Сидевший у огня Крысолов, не пошевельнувшись, спросил:

— Куда идешь в такую завируху?

— К вам, — сказал Антолиано, садясь рядом с собакой, которая тут же встала и поплелась в темный угол, где ее никто не потревожит.

— Что тебя принесло?

Антолиано протянул руки над огнем.

— Все этот Хустито, — сказал он. — Хочет выгнать тебя из землянки.

— Опять?

— Когда соберется сюда, я предупрежу.

Крысолов пожал плечами.

— Землянка моя, — сказал он.

Хустито часто наведывался к Фито Солорсано, Губернатору, в город и называл его «Начальник». Фито, Начальник, говорил ему:

— Хусто, в тот день, когда покончишь с землянками, извести меня. Помни, это говорит тебе не Фито Солорсано и не Начальник Провинции, но Гражданский Губернатор.

Фито Солорсано и Хусто Фадрике подружились в окопах во время войны, и теперь, всякий раз, как Фито Солорсано напоминал, что пора, дескать, решить это неприятное дело с землянками, бородавка на лбу Хусто уменьшалась, становилась густо-фиолетовой и, казалось, пульсирует мелкими толчками, как маленькое сердце.

— Будет сделано, Начальник.

Возвратясь в деревню, Хустито, Алькальд, с недоумением спрашивал Хосе Луиса, Альгвасила:

— Как ты думаешь, что имеет в виду Начальник, когда подчеркивает, что о землянках говорит мне не Фито Солорсано и не Начальник Провинции, но Гражданский Губернатор?

Хосе Луис неизменно отвечал:

— Что он тебя наградит, это ясно.

Но дома на Хустито наседала его жена, Колумба.

— Хусто, — говорила она, — неужто нам всю жизнь так и не выбраться из этой проклятой дыры?

Бородавка на лбу Хустито увеличивалась и краснела, будто окрашенная киноварью.

— А что я могу сделать? — говорил он.

Колумба подбоченивалась и повышала голос:

— Выгнать этого бездельника! На то ты и начальство.

Но Хусто Фадрике инстинктивно ненавидел насилие. Он чувствовал, что рано или поздно насилие оборачивается против тебя же.

Однако на святого Лесмеса Хосе Луис, Альгвасил, подсказал ему удобный предлог:

— Землянка эта вот-вот обвалится. Если выдворишь оттуда Крысолова, ему же будет на благо.

Взорвать другие три землянки было делом нетрудным. Илуминада и Роман умерли в один день, а Абундио исчез из деревни и адреса не оставил. Саградио, Цыганка и Мамес, Немой, почли за счастье, что могут сменить свои землянки на один из домиков на Старом Гумне — три солнечные комнатки, всего за двадцать дуро в месяц. Но для дядюшки Крысолова четыреста реалов — это по-прежнему было целое состояние.

На святого Севера буран прекратился и лег туман. Обычно туман здесь бывал неподвижный, упорный и всепроникающий, долина тогда наполнялась странными глухими отголосками, а по ночам становилось особенно гнетущим безмолвие нагорья. Но иногда можно было увидеть, как туман — то разрежаясь, то сгущаясь — движется меж холмами, словно привидение, и чудилось тогда, будто видишь воочию вращение земли. В тумане этом сороки и грачи становились крупнее, неповоротливей, перья их казались пышнее, они поднимались в воздух с нестройным карканьем, в котором слышались удивление и досада. Деревня, как поглядеть из землянки, походила на зыбкую, призрачную декорацию и в сумерках совсем исчезала за пеленой тумана.

На святого Андрея Корсино прояснилось, и вдруг показались поля, покрытые свежими всходами: жидкая, прозрачная зелень пшеницы и темно-зеленый, густой ковер ячменя. В лучах еще бледного зимнего солнца птицы изумленно начинали шевелиться и, прежде чем ринуться в небо, недоверчиво озирались. Вместе с ними зашевелились Хустито, Алькальд, Хосе Луис, Альгвасил, и Фрутос, Присяжный, исполнявший обязанности Глашатая. Глядя, как они шествуют по дощатому мостику, такие торжественные, с жезлами, в парадных костюмах, Нини вспомнил день, когда другая столь же злобная компания во главе с невысоким человечком в черном прошла по мосту, чтобы забрать его мать в город, в дом умалишенных. Человечек в черном напыщенно назвал дом умалишенных Психиатрическим Институтом, но, так или иначе, Марселе, матери Нини, и разума там не вернули, и родных холмов да свободы навсегда лишили.

Нини смотрел, как они, задыхаясь, подымаются в гору, и машинально большим пальцем правой ноги поглаживал против шерсти свернувшуюся у его ног собаку. Черный козырек фуражки Фрутоса, Глашатая, блестел, будто от пота. Вот все они вступили на тимьянную площадку. Хустито и Хосе Луис сразу остановились как вкопанные, не подымая глаз от земли, и Хустито резко бросил Фрутосу:

— Давай читай.

Фрутос развернул лист бумаги и, запинаясь, прочел решение Корпорации о выселении дядюшки Крысолова из землянки по соображениям безопасности. Закончив, Фрутос посмотрел на Алькальда, и Хустито с невозмутимым видом сказал:

— Слышал, Крысолов, это закон.

Дядюшка Крысолов сплюнул и потер себе ладони. Он весело поглядывал то на одного, то на другого, словно все это была какая-то комедия.