Ксеноцид

— Подождите, — вырвалось у нее.

Он обернулся.

— Хоть назовитесь по крайней мере!

— Питер Виггин, так меня зовут, — ответил он. — Хотя, похоже, на некоторое время мне лучше воспользоваться псевдонимом.

— Питер Виггин, — изумленно повторила она. — Но ведь так…

— Да, так зовут меня. Я тебе потом все объясню, если будет настроение. Скажем так, меня послал Эндрю Виггин. Скорее даже выслал. Силой. У меня есть цель, и он посчитал, что я достигну желаемого только на одной из планет, где наиболее плотно сосредоточены силовые структуры Конгресса. Ванму, один раз я уже стал Гегемоном и намерен повторить свой путь, и мне все равно, как меня в конце концов назовут. Я собираюсь распотрошить немало курятников, причинить поразительное число неприятностей и посадить всю Сотню Миров задницей прямо в кипяток. Я приглашаю тебя помочь мне, но на самом деле мне плевать, согласишься ты или нет. Конечно, было бы неплохо заручиться помощью твоих мозгов и полетать в твоей компании, но — с тобой или без тебя — я осуществлю задуманное. Ты летишь или как?

Она, терзаясь сомнениями, в отчаянии повернулась к Хань Фэй-цзы.

— Я надеялся взять тебя в ученицы, — сказал мастер Хань. — Но раз этот человек твердо намерен совершить то, о чем говорит, тогда вместе с ним у тебя есть больше шансов изменить ход истории человечества, чем если бы ты осталась здесь, где за нас всю работу исполнит вирус.

— Расстаться с вами, — прошептала Ванму, — все равно что потерять родного отца.

— А когда уйдешь ты, я лишусь второй и последней дочери.

— Эй, вы, двое, кончайте там. У меня уже сердце разрывается, — не сдержался Питер. — У меня здесь под боком корабль, который играючи обгоняет свет. Всегда можно будет вернуться. Если ничего не получится, дня через два, через три получите девчонку обратно. Ну что, по рукам?

— Ты хочешь лететь, я вижу это, — сказал мастер Хань.

— Но разве вы не видите, не меньше я хочу остаться?

— И это я вижу, — кивнул мастер Хань. — Но ты полетишь.

— Да, — согласилась она. — Полечу.

— Да приглядят за тобой боги, дочь Ванму, — напутствовал ее Хань Фэй-цзы.

— И да взойдет пред вами солнце, мастер Хань, куда бы вы ни направились.

Она отвернулась. Юноша по имени Питер взял ее за руку и увел в корабль. Дверь за ними закрылась. Спустя мгновение судно исчезло.

Мастер Хань подождал минут десять, погрузившись в медитацию и приводя себя в чувство. Затем он открыл пробирку, выпил ее содержимое и быстро зашагал обратно к дому. У дверей его приветствовала старая Му-пао.

— Мастер Хань, — окликнула она. — А я даже не видела, как вы выходили. И Ванму куда-то запропастилась.

— Ее некоторое время не будет, — сказал он. Затем, подойдя к старой служанке так, чтобы его дыхание попадало на ее лицо, произнес: — Му-пао, ты служила нашему дому более преданно, чем мы этого заслуживали.

На ее лице отразился страх:

— Мастер Хань, но вы не уволите меня, нет?

— Нет, — ответил он. — Я просто хотел поблагодарить тебя.

Он оставил Му-пао и вошел в дом. Цин-чжао в комнате не было. И неудивительно. Большую часть своего времени она теперь посвящала приему гостей. Прекрасно, ему это только на руку. Действительно, он нашел ее в одной из гостиных в обществе трех почтенных говорящих с богами старцев, которые прибыли в город, преодолев расстояние в двести километров.

Цин-чжао представила их друг другу, а затем взяла на себя роль примерной дочери, как и полагалось в присутствии отца. Он поклонился всем троим, а тем временем воспользовался представившейся возможностью и так или иначе, но дотронулся до каждого из них. Джейн сказала, что вирус передается мгновенно. Достаточно обыкновенного присутствия, но коснуться на всякий случай не помешает.

Обменявшись приветствиями со старцами, он повернулся к дочери.

— Цин-чжао, — произнес он, — примешь ли ты от меня дар?

Она поклонилась, почтительно ответив:

— Что бы мой отец ни преподнес мне, я с радостью приму это из его рук, хотя знаю, что не достойна ни одного из знаков его внимания.

Он протянул к ней руки и заключил ее в объятия. Тело Цин-чжао было напряжено, она чуть ли не отстранялась: перед посторонними подобного проявления чувств он не позволял себе с тех пор, как она была совсем маленькой девочкой. Но отец продолжал удерживать ее, ибо знал, что она никогда не простит ему этих объятий, а стало быть, это его последняя возможность прижать к себе свою Во Славе Блистательную дочь.

Цин-чжао прекрасно знала, что означают объятия отца. Она видела, как он вместе с Ванму вышел в сад. Видела, как на берегу реки появилось необычной формы судно.

Видела, как он взял из рук круглоглазого незнакомца какую-то пробирку. Видела, как ее содержимое выпил. А затем она вернулась сюда, в дом, в эту комнату, чтобы поприветствовать от имени отца новых гостей. «Я покорна твоей воле, мой почтенный отец, даже тогда, когда ты собираешься предать меня».