Ксеноцид

– Да они пристрелят меня как собаку, – ответил Эндер. – А пеквениньос согласны на жертву, потому что это честно и справедливо. Значение этих слов я тебе как-нибудь потом растолкую.

– Мне знакомы эти слова, – огрызнулся Питер. – И я прекрасно знаю, что они означают.

– Неужели? – осведомилась юная Валентина.

К ее голосу Эндер никак не мог привыкнуть – он был таким мягким, нежным, но в то же время в нем чувствовалась сила, поэтому стоило ей только заговорить, как все взгляды немедленно обращались к ней. Эндер напомнил себе, что Валентина всегда обладала таким голосом. Ее невозможно было не слушать, хотя она редко разговаривала на повышенных тонах.

– Честь. Справедливость

, – выговорил Питер, словно выплюнул грязные ругательства. – Человек, произносящий такие слова, либо верит в них, либо нет. Если нет, то эти слова означают, что кто-то по его приказу мгновенно всадит мне нож в спину. Если же все-таки он верит, победа останется за мной.

– А теперь давайте-ка я вам объясню, что означают эти слова, – взорвалась Квара. – Они означают, что скоро у пеквениньос и у нас, людей, будет большой повод для радости. Еще бы, ведь мы уничтожим целую разумную расу, которой не существует больше нигде во Вселенной.

– Да ладно тебе, – поморщился Питер.

– Все упорно твердят, что десколада была создана искусственным путем, – продолжала Квара, – но почему-то никто не хочет задаться мыслью, что, может быть, сначала естественным путем появилась более примитивная, более уязвимая версия десколады и уже потом она эволюционировала до настоящего состояния. Да, вполне вероятно, что десколада была создана, но тогда кто ее создал? И мы убиваем ее, даже не попытавшись вступить с ней в переговоры.

Питер с улыбкой оглядел Квару, потом повернулся к Эндеру.

– Признаться, я удивлен, что эта совесть эпохи – не твоих рук дело, – сказал он. – Как и вы с Вэл, она просто одержима сознанием вечной вины.

Эндер, словно не слыша Питера, попытался ответить Кваре:

– Мы действительно убиваем ее. Но только потому, что не можем больше ждать. Десколада твердо намерена уничтожить нас, и времени на сомнения не осталось. Если действовать, то немедленно.

– Я все понимаю, – кивнула Квара. – Мне просто неприятно выслушивать похвальбу пеквениньос об их храбрости. Между прочим, совершая этот ксеноцид, они спасают свою собственную шкуру.

– Либо мы, либо они, девочка, – сказал Питер. – Либо мы, либо они.

– Ты, наверное, не понимаешь, – грустно проговорил Эндер, – какой позор для меня выслушивать собственные доводы из твоих уст.

Питер расхохотался:

– Эндрю так хочет быть непохожим на меня! Только все это ложь. Он восхищается мной. Он боготворит меня. И боготворил всегда. Как и этот ангелочек, моя милая сестренка.

Питер ткнул Вэл, но она и бровью не повела и даже сделала вид, будто не почувствовала, как его палец уткнулся ей в плечо.

– Он боготворит нас. По его извращенным меркам, она – само совершенство, которого ему никогда не достигнуть. А я – всевластный гений, далекий идеал бедняжки Эндрю. Вы только подумайте, какая скромность! Все эти годы он носил наши образы в себе.

Юная Вэл взяла Квару за руку.

– Я понимаю тебя, это страшнее всего на свете, – сказала она. – Помогаешь людям, которых любишь, и в то же время прекрасно знаешь, что это ужасная ошибка.

Квара разрыдалась.

Но сейчас Эндер больше беспокоился не за Квару. Он знал, что ей хватит сил справиться с нравственными противоречиями собственных поступков и остаться в здравом уме. Такое неприятие собственных действий, скорее всего, смягчит ее, постепенно заставит засомневаться в непогрешимости своих суждений. Постепенно она поймет, что те, кто осмеливается не соглашаться с ней, не так уж не правы. И в конце концов она обретет целостность, научится состраданию и станет более честной, чем была прежде, в годы буйной юности. И может быть, нежное касание юной Вэл и слова, которыми она описала страдания, терзающие Квару, помогут ей быстрее исцелиться.

Эндера больше беспокоило то неприкрытое восхищение, с которым Грего взирал на Питера. Кто-кто, а уж Грего должен был сразу понять, куда могут завести речи Питера. И тем не менее он буквально преклонялся перед кошмарным творением Эндера. «Надо избавляться от Питера как можно быстрее, – подумал Эндер. – Иначе на Лузитании он быстро приобретет себе еще бо́льшую популярность, чем Грего, и распорядится этой популярностью гораздо разумнее, а значит, быть беде».

Эндер не тешил себя надеждой, что Питер с возрастом превратится в настоящего Питера, из которого в свое время вышел сильный и достойный Гегемон. Ведь этот Питер появился не из человеческого чрева, ему были чужды чувства неуверенности и человеческой пытливости. Он представлял собой скорее карикатуру на зло в привлекательном обличье. Видимо, где-то в потайных уголках подсознания Эндера прочно угнездился такой образ. Но здесь удивляться нечему. Люди вот-вот спасут Лузитанию от десколады, а Эндер уже готовит им новый сюрприз. И в будущем эта новая угроза может обернуться настоящим бедствием.